Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"

В статье доказывается, что драматург сознательно в 19701980-е годы деконструировала устаревшую систему соцреализма, при этом писательница использовала общие установки «новой волны», модифицировала чеховские традиции, экспериментировала с содержанием и формой, что обеспечило своеобразие и новаторский...

Full description

Saved in:
Bibliographic Details
Date:2011
Main Author: Климова, В.
Format: Article
Language:Russian
Published: Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2011
Series:Русская литература. Исследования
Subjects:
Online Access:https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/105435
Tags: Add Tag
No Tags, Be the first to tag this record!
Journal Title:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Cite this:Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор" / В. Климова // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2011. — Вип. XV. — С. 176-188. — Бібліогр.: 11 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-105435
record_format dspace
spelling nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-1054352025-02-09T17:17:53Z Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор" Деконструкція канону соцреалізму у драмі Л. Петрушевської «Московський хор» Климова, В. Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века В статье доказывается, что драматург сознательно в 19701980-е годы деконструировала устаревшую систему соцреализма, при этом писательница использовала общие установки «новой волны», модифицировала чеховские традиции, экспериментировала с содержанием и формой, что обеспечило своеобразие и новаторский характер произведений. В статті доводиться, що письменниця свідомо в 1970-1980-ті роки руйнувала застарілу систему соцреалізму, драматург використовувала спільні настанови «нової хвилі», модифікувала традиції Чехова, проводила сміливий експеримент у галузі змісту та форми, що забезпечило своєрідність та новаторський характер творів. 2011 Article Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор" / В. Климова // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2011. — Вип. XV. — С. 176-188. — Бібліогр.: 11 назв. — рос. 2218-7472 https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/105435 821.161.1: 82-2 / Петрушевская ru Русская литература. Исследования application/pdf Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века
Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века
spellingShingle Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века
Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века
Климова, В.
Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
Русская литература. Исследования
description В статье доказывается, что драматург сознательно в 19701980-е годы деконструировала устаревшую систему соцреализма, при этом писательница использовала общие установки «новой волны», модифицировала чеховские традиции, экспериментировала с содержанием и формой, что обеспечило своеобразие и новаторский характер произведений.
format Article
author Климова, В.
author_facet Климова, В.
author_sort Климова, В.
title Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
title_short Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
title_full Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
title_fullStr Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
title_full_unstemmed Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор"
title_sort деконструкция канона соцреализма в пьесе л. петрушевской "московский хор"
publisher Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate 2011
topic_facet Эстетическое своеобразие литературы ХХ – начала XXI века
url https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/105435
citation_txt Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской "Московский хор" / В. Климова // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2011. — Вип. XV. — С. 176-188. — Бібліогр.: 11 назв. — рос.
series Русская литература. Исследования
work_keys_str_mv AT klimovav dekonstrukciâkanonasocrealizmavpʹeselpetruševskojmoskovskijhor
AT klimovav dekonstrukcíâkanonusocrealízmuudramílpetruševsʹkoímoskovsʹkijhor
first_indexed 2025-11-28T13:18:00Z
last_indexed 2025-11-28T13:18:00Z
_version_ 1850040271897624576
fulltext Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 176 УДК 821.161.1: 82-2 / Петрушевская В. КЛИМОВА (Херсон) ДЕКОНСТРУКЦИЯ КАНОНА СОЦРЕАЛИЗМА В ПЬЕСЕ Л. ПЕТРУШЕВСКОЙ «МОСКОВСКИЙ ХОР» Аннотация Климова В. Деконструкция канона соцреализма в пьесе Л. Петрушевской «Московский хор». В статье доказывается, что драматург сознательно в 1970- 1980-е годы деконструировала устаревшую систему соцреализма, при этом пи- сательница использовала общие установки «новой волны», модифицировала чеховские традиции, экспериментировала с содержанием и формой, что обеспе- чило своеобразие и новаторский характер произведений. Ключевые слова: современная драматургия, «новая волна», традиция, соц- реализм. Анотація Клімова В. Деконструкція канону соцреалізму у драмі Л. Петрушевської «Московський хор». В статті доводиться, що письменниця свідомо в 1970-1980- ті роки руйнувала застарілу систему соцреалізму, драматург використовувала спільні настанови «нової хвилі», модифікувала традиції Чехова, проводила смі- ливий експеримент у галузі змісту та форми, що забезпечило своєрідність та но- ваторський характер творів. Ключові слова: сучасна драматургія, «нова хвиля», традиція, соцреалізм. Научная и критическая рецепция творчества Л. Петрушевской прошла путь от бурных дискуссий вокруг ее эстетических экспериментов, порой полного их отрицания к признанию несомненной важности художест- венных открытий писательницы, восприятию ее как абсолютного нова- тора. Л. Петрушевскую называют первым, самым видным драматургом «поствампиловского призыва» [Громова, 2007, 152], признают, что она играет значительную роль в развитии литературы для театра, в частно- сти, в расширении ее постмодернистского спектра [Богданова, 2004, 615]. Петрушевскую оценивают, независимо от судьбы отдельных направле- ний и стилей, как самого авторитетного драматурга последних десятиле- тий [Злобина, 1998, 240]. Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 177 Полярность интерпретаций, драматическая судьба пьес (запрещав- шихся в 1970-е – начале 1980-х и всегда вызывавших споры) может быть объяснена постоянной нацеленностью писательницы на эксперимент, на обновление художественного арсенала драматургии (эту особенность Р. Тименчик остроумно обозначил как «этический экстремизм» Петру- шевской [Тименчик, 1989, 394]), на деконструкцию отживших идейных и художественных установок, а также связать с особой творческой свобо- дой писательницы. По словам Т. Марковой, Петрушевская создает «стиль максимальной свободы [...], обретающей форму парадокса» [Маркова, 2003, 52]. Подобный творческий настрой оказался актульным и востребованным искусством слова как в 1970– е (время вхождения Петрушевской в лите- ратуру), так и в последние десятилетия ХХ века и в начале XXI столетия. В 1970-1980-е годы новаторские и преобразовательные интенции Пет- рушевской проявились в деконструкции канонов соцреализма и участии в формировании альтернативной художественной системы, что нашло сове выражение в развитии «поствампиловской драматургии», возникно- вении «новой драмы». Именно разрушение установок соцреализма, по мнению Н. Лейдермана и М. Липовецкого, является целью эксперимен- тов Петрушевской на определенном этапе ее творчества и во многом оп- ределяет художественную специфику произведений [Лейдерман, Липо- вецкий, 2003, 610]. Целью настоящей статьи является исследование авторских путей де- конструкции отжившей художественной системы соцреализма в пьесе Л. Петрушевской «Московский хор», выявление своеобразия интерпре- тации антитоталитарной темы и отражения в произведении установок «новой драмы». Л. Петрушевская расшатывала устаревшие принципы соцреализма, как и многие другие писатели ее поколения, вошедшие в литературу в 1970-е. В этом ряду находятся драматурги А. Галин, В. Славкин, В. Арро, Л. Разумовская, В. Малягин, А. Казанцев, прозаики В. Пьецух, Вик. Еро- феев, Е. Попов и др. Они ставили перед собой задачу создания альтерна- тивной литературы, которая впоследствии получила название «новой волны» в прозе и драматургии», а в последнем случае употребляется также термин «новая драма». Именно, оппозиция официозу играла веду- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 178 щую роль в формировании новой художественной системы. В ней, по замечанию А. Зорина, многое создавалось именно по контрасту с кано- ном соцреализма: это и сосредоточенность на «ранее табуированной про- блематике», и широкое использование бытового материала, которого из- бегала утопически окрашенная официальная литература; изображение «ужаса повседневности»; и высвечивание антитезы идеологической лжи и неприглядной реальности, замена оптимистического модуса трагиче- ским, сгущение отчаяния [Зорин]. Наконец, вместо героя соцреализма – человека с активной жизненной позицией, успешного и победителя пред- лагался новый тип – «намеренные несчастливцы», по определению Н. Ивановой [Иванова]. Г. Нефагина так характеризует это феномен, об- ращаясь к прозе и опираясь на широкий ряд писателей, к которым отно- сится и Петрушевская. Отметим, что писательница реализует себя как прозаик и драматург, создавая средствами эпоса и драмы единый худо- жественный мир, поэтому сказанное исследовательницей о прозе акту- ально для изучения пьес Петрушевской. «Натуральная проза осваивает прежде тематически табуированное пространство. С. Каледин, Ю. Сте- фанович, М. Палей, с. Василенко, Л. Габышев, О. Хандусь, описывая кладбища и стройбаты, ретритивные слои общества – бичей и лимитчиц, алкоголиков и зэков, открывают и нового героя, человека, которого прежняя литература числила как бы не существующим. «Натуралисты» передают жизнь в ее неочищенном, нерафинированном состоянии, они вторгаются в такие области жизни, которые не принято было вводить в сферу литературы. Предметом их пристального, даже детального, до ме- лочей, внимания становятся неуставные отношения («Стройбат» С. Ка- ледина), звериные законы колонии («Одлян, или Воздух свободы» Л. Га- бышева), сделки и коммерция могильщиков («Смиренное кладбище» С. Каледина), обесчеловечивающая афганская война («Крещение» О. Ермакова), цинизм, агрессивность, вседозволенность обыденной жиз- ни («Свой круг» Л. Петрушевской)» [Нефагина, 2005, 183-184]. Действительно, именно в это время «застоя» и именно в таком ключе Петрушевская, расшатывая устои соцреализма, пишет ряд пьес, эпатиро- вавших критику. Среди них: «Уроки музыки» (1973), «Любовь» (1979), «Стакан воды» (1983), «Три девушки в голубом» (1983), «Скамейка- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 179 премия» (1983), «Московский хор» (1984), «Квартира Коломбины» (1985) и др. Заметим, что, как правило, в пьесах Л. Петрушевской противостояние советской идеологии и жестокой правды уходит в подтекст (в отличие от диссидентской литературы и опытов постмодернистов), а ужасы тотали- таризма, рассказ о его жертвах заслоняются сферой быта. В этом иссле- дователи усматривают тенденцию и существенное отличие творчества Петрушевской от авторитетных векторов деконструкции соцреализма, сложившихся в произведениях современников. Так, Н. Лейдерман и М. Липовецкий дают такой комментарий этой особенности без подроб- ного сопоставительного анализа: «Проза и драматургия Петрушевской, бесспорно, замешаны на абсурдных коллизиях. Но ее абсурдизм не по- хож на приемы Евг. Попова или Сорокина. Петрушевская не пародирует соцреализм. Хотя нельзя сказать, что она совершенно не «замечает» соц- реализм, соцреалистический миф. Петрушевская, минуя собственно соц- реалистическую эстетику, как будто бы напрямую обращается к «жиз- ни», сформированной этой эстетикой» [Лейдерман, Липовецкий, 2003, 610]. В плане дискуссии заметим, что обозначенный исследователями вектор не является всеобъемлющим в творчестве Петрушевской, оно вмещает и такие произведения, в которых резко противопоставляется идеология, питавшая соцреализм и реальность, то есть используется ти- пичный для «новой волны», творчества диссидентов и постмодернист- ской литературы принцип изображения, что дает возможность говорить о поливекторности поисков писательницы. К такому ряду пьес относим «Московский хор», «Скамейку-премию» и в определенной мере «Квар- тиру Коломбины». Однако и реализация этой общей для альтернативных направлений установки приобретает в творчестве Петрушевской свою специфику, которую мы попытаемся выявить. Пьеса «Московский хор» написана в 1984 году. В произведении, в со- ответствии с выработанной Петрушевской манерой, соединяются раз- личные модусы: трагический, комический, гротескный – что проявляется в трактовке и недавнего тоталитарного прошлого, и его последствий (действие происходит в 1956–1957 гг.). Трагический модус проявляется в рассказах о репрессиях, коснувшихся разных ветвей семьи и знакомых, то есть наиболее значимый исторически, идеологически материал уво- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 180 дится во внесценический план. И в этом видится не столько боязнь его интерпретировать, сколько следование чеховской драматургической тра- диции: это стремление в коротком по времени эпизоде «охватить содер- жание всей жизни героев» [Полоцкая, 2000], а также углубить не внеш- ний, а внутренний конфликт. Отметим также, что наличие мощной че- ховской традиции в пьесах Петрушевской считается доказанным фактом, тем или иным аспектам этого явления посвящен рад диссертационных исследований (Г. Корольковой, Т. Мищенко, с. Васильевой, Г.Вербицкой, Т. Прохоровой и др.). Названные особенности (уведение эффектных эпи- зодов во внесценический план и превалирование внутреннего конфлик- та), унаследованные Петрушевской от Чехова, Э.А. Полоцкая в своей ра- боте, посвященной поэтике классика, характеризует следующим образом: «Внутренний характер конфликта оттеснил внешние события, интригу в собственном смысле слова. О значительных событиях в жизни героев, которым по традиции место в центре фабулы, зритель узнает только из разговоров действующих лиц. Он не получает возможности наблюдать их на сцене. Это характерно для всего творчества писателя, но как драма- тург Чехов в этом отношении особенно дерзок: его пренебрежение к драматургически выигрышным эпизодам растет от пьесы к пьесе. В «Иванове» от не дает зрителю плакать от жалости над умирающей на сцене Саррой; в «Чайке» не выводит на сцену первое покушение Трепле- ва на свою жизнь, и его самоубийство зритель воспринимает только «на слух» (выстрел за сценой, последняя реплика пьесы); в «Трех сестрах» дуэль Соленого с Тузенбахом, как и предшествующая ей ссора, происхо- дит тоже за сценой. Наконец, центральное событие «Вишневого сада» – продажа имения – совершается тоже не на сцене. Переносить же дейст- вие в город, где происходит аукцион, автор не стал, как это сделал позже Дж. Голсуорси в «Мертвой схватке» (1920) [...] В прежних драматургиче- ских системах такие пропуски могли рассматриваться как просчет авто- ра. У Чехова же это – необходимое условие для того, чтобы действие со- средоточивалось на духовной жизни героев» [Полоцкая, 2000, 426], По этой же модели Л. Петрушевская в «Московском хоре» не показы- вает, а устами героев передает истории разрушения и уничтожения семей тоталитарным террором (семьи Лики, Неты, Эры). Автор видит в этом истоки психологических деформаций, вывихов в отношениях родных Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 181 людей, их взаимного недоверия, подозрений и претензий, то есть писа- тельницу интересуют психологические деформации, нарушение нормы и гармонии, что в целом характерно для ее творчества и органично вписы- вает «Московский хор» в общую систему художественных поисков дра- матурга. Однако социальный момент не является, в понимании Петру- шевской, единственным корнем зла. В отличие от диссидентской антито- талитарной литературы, писательница не склонна давать однозначные рецепты исцеления (уничтожение режима, которое должно исправить искаженные испытаниями характеры). Петрушевская задумывается о по- роках человеческой натуры в целом, проявляющихся независимо от со- циальных условий, то есть она склонна к более широким философским и психологическим обобщениям. Тем не менее, антитоталитарный дискурс остается для нее актуальным, он лишь поставлен в системные отношения с более широкими уровнями обобщения. Об этом свидетельствует ряд художественных установок пьесы и особенности характеров героев. К таким установкам относим моделирование яркого контраста идео- логической лжи и правды жизни. Противопоставлены друг другу показ- ное мероприятие (готовящееся выступление хора на Московском фести- вале, показательная идеологическая акция – встреча двух хоров – Мос- ковского и Дрезденского как знак дружбы между народами) и страшные эпизоды семейного краха, невыносимых тягот повседневного бытия, пре- вратившегося в выживание для всех, в том числе и для участниц хора. Это и отсутствие угла, удручающая стесненность всех поколений семьи на ограниченных квадратных метрах, трудность добывания пропитания, болезни, беспомощность, безответственность родных, тягловый труд и др. В подтексте контрастируют бравурное показательное пение и скры- тый хоровой, коллективный стон, жалоба, проявляющиеся в отдельных рассказах («ариях») героев. Дискурсы идеологической показухи и бес- просветной реальности на протяжении пьесы перемежаются, создают гротеск и сходятся в финале пьесы, рождая трагикомический эффект. На фоне показного праздничного апофеоза разворачивается поистине траги- ческая сцена из реальной жизни. Московский хор на вокзале встречает хор Дрезденский, звучит призыв «обнимитесь миллионы», Девятая сим- фония Бетховена, поднимаются руки в антифашистском приветствии. И на этом фоне бежит к новой семье неверный муж Саша, оставляя на про- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 182 извол судьбы и без средств старуху мать, жену, непутевых детей. Они же, тоже готовые бежать куда угодно от своей жестокой и непонятной жиз- ни, самым абсурдным образом за Сашей увязываются. Моделируется эффект полной безвыходности. Он усиливается нагнетанием экзистенци- ального ужаса перед невозможностью дать самому себе ответы на вопро- сы, почему так живем, зачем живем вообще, в чем смысл трудного суще- ствования. Но и этот ужас абсурдирован и остранен, лишен высокого па- фоса. Так, Саша, сам плохой отец и неверный муж, пытается «по- отечески « отругать молодую заблудшую особу (одну из участниц пока- зушного хора). Все дежурные, идеологические правильные фразы полу- чают веский циничный отпор, основанный на реальном знании жизни и тяжелом опыте бездомной, полуголодной, тысячу раз обманутой девуш- ки. Ее ответы полностью нивелируют «поучения», разрушают созданную ими картину мира и заодно ставят Сашу перед экзистенциальными во- просами о смысле его личного существования. Саша. Ты ведь будущая мать. У тебя будут дети. Галя. Ты что, дяденька. Пугаешь. Саша. Что ты расскажешь им о своем прошлом? Галя. То же, что и ты. Саша. Я воевал! Всю жизнь работал! У меня трое детей, одна как ты. Восем- надцать лет. Даже четверо (Пауза) Четверо детей. Галя. Я тоже работала, это-то я понарасскажу много» [Петрушевская, 2007, 85-86]. Заметим, что столь смелая абсурдизация общепринятого часто порож- дала упреки писательнице в цинизме, хотя Петрушевская на самом деле стремилась к другому – к обнажению реальных проблем, их максималь- ному заострению, активизации читателя и зрителя. Ярким примером контрастного столкновения абстрактного идеологи- ческого мифа и живой жестокой правды жизни может также служить сцена несостоявшегося разговора Саши и бросаемых им жены и дочери (обманутая девушка оставляется в тяжелейших обстоятельствах – без средств, без мужа, с ребенком на руках). Женщины готовятся выживать сами, жена учится стенографировать. Саша начинает свой разговор в мо- мент стенографических тренировок, которые становятся после этого на- меренно тщательными – преданные им женщины не отвечают, напоказ полностью погружаясь в работу: дочь диктует тексты, мать стенографи- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 183 рует. Заметим, что демонстрация самого процесса разрыва коммуника- ции является типичной чертой мужественной системы Петрушевской. Однако в данном случае показателен выбор текстов, под аккомпанемент которых звучат Сашины призывы поговорить, оправдания и все прочее, сулящее всеобщее несчастье (заметим, что Петрушевская, следуя своей манере сгущать ужас повседневности, рисует несчастным и Сашу, он возвращается в глухую провинцию, в барак, к больной сожительнице и слабому младенцу, то есть в столь же невыносимые условия бытия). Под диктовку дочери в атмосферу ужаса повседневности, выживания и непо- нимания врывается идеологическая абстракция: «Социалистический реа- лизм, социалистическая литература, литературоведение, нанесли сокру- шительный удар рецидив, буржуазный национализм, космополитизм, незыблемый, великая традиция, активные строители...» [Петрушевская, 2007, 77]. Драматург таким образом уничтожает высокую риторику идеологического мифа, саркастически осмеивает его претензию изменить человеческую жизнь сущностно, объяснить ее логику и смысл. Показа- тельна намеренная языковая эклектика идеологического текста (здесь и ссылки на конституцию, и прославление открытий советских ученых, преобразующих мир и человека; и описание вида Красной площади в дни народных тожеств; и невиданные урожаи, и бдительность советских лю- дей и др.). Эта эклектика, как нам представляется, призвана создать эф- фект бреда, а также собрать и развенчать идеологические знаки эпохи, чем в 1980–1990-е годы с успехом занимались русские постмодернисты – писатели (Т. Кибиров, Д. Пригов, Л. Рубинштейн, В. Сорокин, В. Тучков) и художники. Так что и в этом отношении Петрушевская оказывается в русле актуальных художественных поисков. Однако наиболее беспощадно идеологический миф дискредитируется в гротескных образах героев, являющих собой идеологические обломки прошлого. Это Нета, старая коммунистка, пораженная в правах в связи с репрессией мужа, пятнадцать лет скитавшаяся, но оставшаяся верной ре- волюционным идеалам. Ее образ удваивает и абсурдизирует дочь Люба, она активно поддерживает миф о себе и матери как о единственных вер- ных идейных борцах в условиях общего шатания и разложения «оттепе- ли». Сущность их характеров и судеб передает символ, приобретающий яркий экзистенциальный смысл: единственным имуществом «револю- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 184 ционерок» является потрепанная черная сумка с партийными документа- ми и их письмами Сталину. Она совмещает семантику нищенской сумы, черной дыры, мусорника, ложного богатства. Эта семантика подтвержда- ется действием: сумка во время семейного скандала выбрасывается род- ственниками (чтобы освободить от двух идейных дам, не желающих по- кидать семью и возвращаться на свою жилплощадь) на лестницу без вся- кого пиетета к содержимому, и только это заставляет тунеядствующих «революционерок» подняться с дивана. Знаменательно, что содержимое сумки пополняется новыми безумными письмами, на сей раз Хрущеву, и содержат они доносы на родственников, которых необходимо воспитать и идейно образумить. Писание бумаг может трактоваться как ритуальное действие служения «идеалам», сконцентрированном в этом вместилище «сокровищ» и «святынь». Идеологический миф у Петрушевской редуцируется до идеологиче- ской риторики. «Мы будем бороться!» – восклицают «революционерки», на сей раз воюющие с родственниками и со всем изменившимся миром, требующие от других служения, признания и ухода. «Они нас преследу- ют за правду!» – так Люба объясняет неподчинение родственников их сценарию, явно смешивая два контрастных дискурса – идейный и быто- вого скандала. «За правду сжигали на кострах»– это комментарий к соб- ственным претензиям. И, наконец, звучат мотивы Божьего суда, оформ- ленные в непритязательные строки идейной поэзии: «Вся наша жизнь тяжелый труд. Слезами залит мир безбрежный. Но день настанет неиз- бежный, неумолимый, страшный суд!» Усиливается болезненный пафос перманентной борьбы. А риторика и пафос, в свою очередь, абсурдизи- руются благодаря совмещению с неподобающим контекстом – семейны- ми, бытовыми неурядицами, тем низким материалом, который в пьесах писательницы обретает экзистенциальный смысл. В этом плане очень показательна сцена взаимных разбирательств (составляющих, по мнению исследователей, основу внешнего действия всех пьес Петрушевской). «Революционерки» раздражены теснотой в доме Лики, где их приютили, нервированы бытовой стесненностью, невозможностью уединиться, па- ром от стирки пеленок, суетой вокруг младенца и др., то есть всем тем, чего они не заслуживают за былые страдания и верность идеалам Стали- на. Эту свою неудовлетворенность они кодируют знаками идеологиче- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 185 ской борьбы. Лика же понимает всю нелепость революционной риторики в контексте реальной сложности жизни, экзистенциальных проблем и противопоставляет этому программу прощения, примирения и любви. «Люба. [...] У тебя, Лика, отсталое сознание. И что получается? Бытовое раз- ложение перешло и на детей! От кого Оля родила ребенка? А? И у кого она на- бралась цинизма? Дети взяли пример и выросли хамы. Лика. О детях не беспокойся, о детях не беспокойся (Начинает плакать) [...] Нета (Приподнимаясь на локте) Не плачь, мы отомстим. Ты большой челове- чище, Лика. Мы отомстим за тебя. Люба. Мы не оставим борьбы, ведущейся всю жизнь. Мы не опустим рук. Мы отомстим. Лика. Кому? Кому? Типичная мания у вас у всех в роду мания преследова- ния. Саша уже вернулся [...] Оля раздражена, потому что кормит грудью и не спит. Эра раздражена, потому что Саше некуда воткнуться. Эра спит с детьми, Оля с Лялькой, и если он вернется, им с Эрой некуда вдвоем деться. Я целыми днями на кухне. [...] Люба. Придет время, за нас отомстят. Лика. Да ну, кому мстить? Нашли тоже. Все поставлены жизнью в условия. Вы мстили когда-то, потом вам отомстили, дальше опять вы, сколько можно? Заколдованный круг [...] Успокойтесь, в этом доме я больше мстить не позволю» [Петрушевская, 2007, 52-53, 54]. Думается, что эта программа возвращения к общечеловеческим цен- ностям в противовес идеологическим мифам, абстрактным (но опасным) ориентирам видения мира и поведения в полной мере разделяется самой Петрушевской. Но при этом писательница создает сложную и трагиче- скую картину мира, отошедшего от идеалов гармонии и справедливости, в полной мере осознает проблематичность возвращения к этим идеалам, переживает экзистенциальную заброшенность человека, не гарантиро- ванность не только его счастья, но и самого существования. Поэтому драматург не сглаживает острых углов и не создает счастливых финалов. Как и в чеховских пьесах, в ее произведениях нет счастливых людей, да- же среди тех, кто ориентирован на идеалы любви и добра. Таким образом, можно прийти к выводу о том, что Петрушевская в период «застоя» целенаправленно разрушала канон соцреализма, исполь- зуя традиционные для «новой волны» и собственные способы демонтажа устаревшей системы. В противовес устоявшемуся мнению о погруженно- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 186 сти драматурга исключительно в сферу быта, анализ «Московского хора» показывает, что идеологический дискурс в пьесе присутствует и актуали- зирован, как и в других текстах «новой волны». Используется схожий комплекс приемов деконструкции соцреализма: противопоставление идеологической лжи и правды жизни; противостояния оптимистического модуса официальной пропаганды и трагического пафоса; использование ранее табуированного материала. Этот комплекс в произведениях Пет- рушевской трансформируется и дополняется. Как показывает анализ «Московского хора», писательница максимально драматизирует назван- ные оппозиции и использует прием абсурдизации. Пересматриваются не только идеологические догмы, но и абстрактные клише интерпретации мира и поведения, а также готовые ответы на экзистенциальные вопросы. В произведениях доминирует не трагическое, а трагикомическое начало. Образ советского «маленького» человека (традиционно занижаемый до модели жертвы и неудачника во многих произведениях «новой волны») существенно повышается за счет введения экзистенциальной проблема- тики, стремления к максимальному уровню обобщения, рассуждениям о не гарантированности судьбы и счастья вообще в неправильном, утра- тившем гармонию, правила, норму мире. Критика советского дискурса производится с использованием концептуалистских принципов отбора основных концептов идеологии (к таковым относятся: «коллективизм», «классовая борьба», «верность революционным идеалам», «моральная чистота», «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет», «всюду враги» и др.). Осмеяние осуществляется в процессе помещения концептов в низкий, не соответствующий их пафосу бытовой контекст. Сатирический эффект достигается также карикатурным изображением адептов этой идеологии. «Революционеры» противопоставлены людям, сохранившим представления об общечеловеческих нормах. С названны- ми концептами ярко контрастируют многозначные символы, имеющие архетипические основы (дом / бездомность, вокзал, сума, странствие, младенец). Деконструкция идеологического мифа оказывается подчи- ненной решению более глобальных философских проблем, в особенности экзистенциальных. Это, с одной стороны, также является способом де- конструкции соцреализма, обладавшего онтологической глухотой, раз и навсегда решившего проблемы смысла жизни человека и устройства ми- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 187 ра, закономерностей его динамики. Заново поставив комплекс проблем и заострив их, Петрушевская разрушает картину мира соцреализма. С дру- гой стороны, именно эта философская нацеленность обеспечивает акту- альность пьес 1970-1980-х годов даже сейчас, когда злободневность борьбы с тоталитаризмом утрачена, произведения писательницы сохра- няют свою ценность и в изменившемся социальном контексте. Разруше- ние канона соцреализма происходит и на уровне формы благодаря ис- пользованию широко спектра художественных приемов, в частности, аб- сурдизации. Особое значение приобретает обращение к драматургиче- скому опыту Чехова, в особенности использование подтекста, многоге- ройности, уведения внешне динамичных ситуаций во внесценический план, соединения трагического и фарсового начал, изображения тоталь- ной несчастливости всех героев. Модификация чеховской традиции со- единяется с открытиями «новой волны» и авторским экспериментом, что определяет своеобразие и новаторство пьес Петрушевской. ЛИТЕРАТУРА 1. Громова М. Драматургия Людмилы Петрушевской // Громова М. Русская драматургия конца ХХ–начала XXI века: Учеб. Пособие. – М.: Флинта: Наука, 2007. 2. Богданова О. «Диалоги для театра» Людмилы Петрушевской // Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы ХХ века – начало XXI века). – СПб.: Филол. ф-т С.-Петерб. Гос. ун-та, 2004. 3. Злобина А. Драма драматургии: В пяти явлениях, с прологом, интермедией и эпилогом // Новый мир. – 1998. – №3. 4. Тименчик Р. Ты – что? или Введение в театр Петрушевской // Петрушев- ская Л. Три девушки в голубом. М.: Искусство, 1989. 5. Маркова Т. Повествовательный контрапункт в прозе Л. Петрушевской // Маркова Т. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петру- шевская, В. Пелевин): Монография. – М.: Изд-во Моск. Гос. обл. ун-та, 2003. 6. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950– 1990-е годы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 т.– Т. 2: 1968– 1990. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. 7. Зорин А. Круче, круче, круче... История победы: чернуха в культуре по- следних лет // Знамя. – 1992. –№10. 8. Иванова Н. Намеренные несчастливцы? // Дружба народов. – 1989. – № 7. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 188 9. Нефагина Г.Л. Русская проза конца ХХ в.: Учебное пособие. – М.: Флинта: Наука, 2005. 10. Полоцкая Э.А. Антон Чехов // Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов). – Кн. 1. – М.: Наследие, 2000. 11. Петрушевская Л. Московский хор. – СПб: Амфора, 2007. УДК 821.161.1 – 82.1:06 / Мамонов Н.П. ДИДЕНКО (Киев) СПЕЦИФИКА ЛИРИЧЕСКОГО СУБЪЕКТА В ЛИРИКЕ ПЕТРА МАМОНОВА Аннотация Статья посвящена изучению специфики лирического героя в песенном твор- честве современного рок-музыканта и актера Петра Николаевича Мамонова. В статье рассматривается специфическая картина мира героя, а также его связь с русской традицией шутовства. Ключевые слова: лирический герой, современная рок-поэзия, психоделика, юродивый, миф, вертикальная парадигма. Анотація Статтю присвячено вивченню специфіки ліричного героя у пісенній творчос- ті сучасного рок-музиканта и актора Петра Миколайовича Мамонова. У статті розглядається специфічна картина світу героя, а також його зв’язок з російською традицією блазенства. Ключові слова: ліричний герой, сучасна рок-поезія, психоделіка, блазень, миф, вертикальна парадигма. Summary This work studies the specific of lyric hero in song work of modern rock-musician and actor Peter Nikolaevich Mamonov. The specific of space which a hero is in, the world which he exists in, and also his connection with Russian tradition of buffoonery are also examined. Key words: lyric hero, modern rock-poetry, psychedelic, buffoonery, myth, vertical paradigm.