Вспоминая М.И. Артамонова
Gespeichert in:
| Datum: | 1998 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Кримське відділення Інституту сходознавства ім. А.Ю. Кримського НАН України
1998
|
| Schriftenreihe: | Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/169928 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Вспоминая М.И. Артамонова / С.А. Плетнева // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии: Сб. научн. тр. — 1998. — Вып. VI. — С. 20-33. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-169928 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-1699282025-02-09T09:37:44Z Вспоминая М.И. Артамонова Recollecting M.I. Artamonov Плетнева, С.А. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова 1998 Article Вспоминая М.И. Артамонова / С.А. Плетнева // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии: Сб. научн. тр. — 1998. — Вып. VI. — С. 20-33. — рос. 2413-189X https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/169928 ru Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии application/pdf Кримське відділення Інституту сходознавства ім. А.Ю. Кримського НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова |
| spellingShingle |
К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова Плетнева, С.А. Вспоминая М.И. Артамонова Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии |
| format |
Article |
| author |
Плетнева, С.А. |
| author_facet |
Плетнева, С.А. |
| author_sort |
Плетнева, С.А. |
| title |
Вспоминая М.И. Артамонова |
| title_short |
Вспоминая М.И. Артамонова |
| title_full |
Вспоминая М.И. Артамонова |
| title_fullStr |
Вспоминая М.И. Артамонова |
| title_full_unstemmed |
Вспоминая М.И. Артамонова |
| title_sort |
вспоминая м.и. артамонова |
| publisher |
Кримське відділення Інституту сходознавства ім. А.Ю. Кримського НАН України |
| publishDate |
1998 |
| topic_facet |
К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова |
| url |
https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/169928 |
| citation_txt |
Вспоминая М.И. Артамонова / С.А. Плетнева // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии: Сб. научн. тр. — 1998. — Вып. VI. — С. 20-33. — рос. |
| series |
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии |
| work_keys_str_mv |
AT pletnevasa vspominaâmiartamonova AT pletnevasa recollectingmiartamonov |
| first_indexed |
2025-11-25T10:37:59Z |
| last_indexed |
2025-11-25T10:37:59Z |
| _version_ |
1849758413934821376 |
| fulltext |
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI. Симферополь, 1997
С.А.ПЛЕТНЕВА
ВСПОМИНАЯ М.И.АРТАМОНОВА
Очень трудно писать "воспоминания". Обычно как-то у всех авторов, решив
шихся на это, получается так, что они прежде всего с той или иной степенью под
робности и с очевидным благорасположением рассказывают о себе. Это главный
недостаток такого рода литературы и его, вероятно, не смогу избегнуть и я.
Кроме того, следует предуведомить, что М.И. был внешне очень сдержанным,
строгим, холодноватым и закрытым. К этому его приучили обстоятельства той
эпохи, в которой он жил и работал. М.И. очень скупо рассказывал о событиях
своей жизни. Возможно, ему просто претило вслух упиватьйя своими успехами
или наоборот — на людях перебирать неприятности и поражения, предательства
друзей и злобу врагов. Всегда казалось, что он был неизменно выше этого.
Понятно, что эти его качества не способствовали установлению тесных кон
тактов с ним, что особенно невозможно было для младших коллег и учеников. Я
тоже совсем немного слышала его рассказов о самом себе, да и вообще он редко
находил время для разговоров — работа занимала у него не менее 14-16 часов в
сутки.
К стыду своему должна признаться, что впервые услышала о существовании
ученого по фамилии Артамонов только в 1949 г.
В тот год я сдавала вступительный экзамен в аспирантуру НИМ К. Экзамена
ционная комиссия была весьма представительна: Т.С. Пассек, Б. А.Рыбаков,
А.П.Смирнов, Н.Н Воронин. В конце моего ответа о скифах меня попросили на
звать основных "скифологов". Я рассказала о Гракове, спецкурс которого слушала
с удовольствием, Ростовцеве, поскольку читала его книги, а далее — замолчала.
Татьяна Сергеевна не выдержала и подсказала — "Артамонов". Я не знала такого
ученого. Никто из московских профессоров — ни Киселев в курсе "бронзы", ни
Рыбаков, увлекательно рассказывавший нам о "Салтове", ни скифолог Граков ни
разу не упомянули даже имени ленинградского коллеги, всего 4 года назад бывше
го директором Института, в котором они работали, написавшего к тому времени
ряд великолепных "краеугольных" статей по тем проблемам, которых они касались
в своих лекциях, и защитившего в 1941 году докторскую диссертацию по теме
"Скифы".
20
С .А .П лет нева. Вспоминая М.И.Артамонова
В ответ на мое недоумение Пассек рассмеялась, а у Воронина дрогнуло лицо.
Экзамен на этом и кончился.
Долгие годы я не понимала, да и не задумывалась, почему же засмеялась
Пассек. Ведь в то время я не знала о "методе замалчивания", пожалуй, самом эф
фективном в борьбе с соперниками или просто с работающими рядом коллегами,
поскольку он фактически почти неуловим, а значит и не наказуем — на него
трудно ответить, не прослыв мелочным карьеристом. Да и оскорбительно замечать!
Но оба бывшие ленинградцы — коллеги М.И. — заметили ...
Что касается пробела в моем научном образовании, то я быстро заполнила
его, запоем прочитав почти все, что написал и опубликовал М.И. Более всего меня
поразил тогда невероятный размах его научных интересов: древнерусское искусст
во, Хазарский каганат, происхождение славян, этногеография Скифии и, наконец,
катакомбные погребения эпохи бронзы. И все вместе это была история нашей
страны. Если бы не характерный спокойный логический стиль этих работ, строгая
аргументация, построенная на конкретном материале, можно было подумать, что
написаны они учеными нескольких специальностей. Читая их, я впервые увидела
и поняла какое громадное значение имеют археологические источники при реше
нии самых широких исторических проблем. Моей диссертационной темой были
так называемые "поздние кочевники" (печенеги, тюрки и половцы) и, естественно,
что меня особенно увлекали его книги и статьи, посвященные исследованиям и
проблемам степного средневековья.
Второй мой шаг на пути знакомства с М.И. был сделан в следующем 1950 го
ду. Весной я обратилась к своему научному руководителю Б.А.Рыбакову с прось
бой взять меня в свою экспедицию. К сожалению, состав его экспедиции был уже
сформирован и он отказал мне. Однако, поскольку в тот год требовались молодые
археологи в большую новостроечную Волго-Донскую экспедицию, Борис Алексан
дрович посоветовал мне ехать туда и написал начальнику экспедиции
М.И.Артамонову соответственную просьбу о включении меня в ее состав. Положи
тельный ответ с уведомлением о сроке и месте (ст. Цимлянская) явки был полу
чен. Так, в середине июля я оказалась в Цимлянской.
Экспедиция еще не прибыла и в сельсовете о ней вроде ничего не знали. Ста
ло как-то неуютно, т.к. денег у меня совсем не осталось. Но стоило мне заговорить
с сидевшими на сельсоветовской лавочке стариками об Артамонове, как я получи
ла массу сведений о раскопках в Саркеле, о месте базы экспедиции (в 7 км от ста
ницы, в бывшем хуторе Попове), о том, что в ней уже живут какие-то женщины-
ленинградки. Кроме того, меня направили на квартиру к старой казачке, которая
охотно согласилась кормить меня бесплатно до появления "начальника". Оказа
лось, что все старые цимлянцы помнили его еще с первой экспедиции (1934-1936
гг.), с большим уважением и одобрением отзываясь о нем.
На другой день я сбегала на "базу", познакомилась с "ленинградками", кото
рые дали мне взаймы денег, осмотрела расположенное рядом городище, а также
целую улицу палаточного городка. Не без страха покосилась на огороженный ко
лючей проволокой с вышками по углам квадрат "зоны" для будущих рабочих. Их
на днях должны были пригнать сюда. В общем, все было готово к приезду экспе
диции. Поскольку меня не пригласили жить на базе, я вернулась в станицу и там
21
каждый день на пляже поблизости от парома мы с еще одной девушкой-
ленинградкой ждали машин, которые должны были привезти сотрудников экспе
диции с Ростовского вокзала. Полагая, что вместе со всеми приедут и
"Артамоновы" (мне уже рассказали о наличии у М.И. очень "капризной и власт
ной" жены), я очень волновалась и ждала эту встречу как грядущее серьезное ис
пытание. Наконец три машины с орущей веселой ордой студентов появились у пе
реправы. Мне сообщили, что начальство уже на базе и ждет нас всех. Мы вкинули
свои рюкзаки в общую кучу, влезли в кузов и покатили по заросшей высокой тра
вой, чуть видной дороге в Саркел. Студенты в машине встретили меня чудесно,
сразу прозвали "аспирантом", поняли мой страх перед "обрядом представления" и
настоятельно советовали не ошибиться и не назвать М.И. "Михаилом Артамоны-
чем" (он будто бы очень гневается на ошибающихся).
Вот и база. На площадке перед "столовой” суета, все чужие, незнакомые ли
ца. Все заняты. Пока мы подъезжали, тормозили и разворачивались, мне показали
стоявших несколько в стороне Артамоновых. М.И. — невысокий седой очень кра
сивый джентельмен в белом костюме и белой панамке стоял, строго поблески
вая (гак мне показалось) очками. Ольга Антоновна тоже в белом платье и па
намке, улыбалась и сверкала из-под полей панамы огненными черными глазами.
Мне они оба сразу ужасно понравились, тем более, что рядом вертелся красавец-
эрдель, с которым позже у меня сложились очень дружественные отношения. Тем
не менее, с великим трепетом я подошла к ним, представилась и, конечно, захо
дясь ужасом, назвала М.И. "Михаилом Артамонычем" (синдром "Идиота"!). Во
преки ожиданиям, кары не последовало и все засмеялись. М.И. сказал несколько
"добрых" слов, а О.А. ввела в курс будущей работы и жизни в лагере. Уже
зная, что мне важны кочевнические курганы, она сказала, что я буду работать на
беловежском могильнике под ее руководством, а после того — на курганах. Это
было понятно: нужно было проверить, смогу ли я вообще работать, можно ли мне
поручить дело. В первые недели ко мне на могильник поставили даже (для кон
троля ?) Клейна, кажется, в том году только что окончившего ЛГУ, но еще в 1949
г. зарекомендовавшего себя в качестве полевого работника с наилучшей стороны.
Стало совершенно ясно, что обо мне заранее подумали и учли мои интересы.
Уже в этом чувствовалась твердая "руководящая" воля и желание помочь начи
нающей трудный путь в науке молодой девушке. В Москве на кафедре
А.В.Арциховский заявлял во всеуслышание, что археология не женская наука и
ни разу не удосужился поговорить со мной (его дипломницей). Б.А.Рыбаков тоже
за весь первый год аспирантуры не нашел времени поинтересоваться, чем же я за
нимаюсь и как живу. Надо сказать, что это небрежение почти убедило меня в моей
научной несостоятельности или, во всяком случае, » ущербности. Здесь, в экспе
диции. не делили сотрудников по антропологическим признакам (пол, возраст и
пр.). Артамоновы всегда выслушивали мнение самого молоденького студента
(студентки) и относились к нему с серьезным вниманием.
В результате, несмотря на очень тяжелые условия работы и жизни, в экспе
диции постоянно ощущался творческий подъем, без которого там нельзя бы было
существовать. И это настроение держалось на незаметной для молодежи ежеднев
ной работе с нами М.И. и О.А., игравшей роль своеобразного допинга для всей
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вьш. VI. Симферополь, 1997
22
С. А . П лет нева. Вспоминая М.И.Артамонова
экспедиции (около 100 научных сотрудников и 100-120 рабочих-заключенных
женщин). Даже горячие гневливые "выпады" А.Л.Якобсона на О.А., протестовав
шего против ее вмешательства в руководство "его раскопом", были, по существу,
проявлением неравнодушия к делу всех участников дискуссий. М.И. в них был
обычно третейским судьей. Это великолепно отражено в сатирическом рисунке
студента-художника М.Девяткова, очень точно и тонко поймавшего момент спора
(рис. 1)*.
Ежедневно, во второй половине дня М.И. обходил все раскопы, внимательно
следил не только за открытием и расчисткой новых объектов, за их фиксацией
архитекторами, но и за работой сотрудников на участках, особенно, конечно, за
студентами, несколькими скупыми словами делая необходимые указания, похвали
вая добросовестных и беспощадно относясь к безделью и инертности. Редко, но
бывало, что прогулявший ночь студент засыпал в пыльном пекле раскопа, а рабо
чие на участке срезали без расчистки полы жилищ и даже сгоревшие на них дере
вянные вещи. Это не прощалось: объяснения и извинения не принимались.
Понимая, что молодежи нужна разрядка, М.И., вопреки возражениям О.А.,
не протестовал, когда мы, соблюдая "максимальную конспиративность", поздними
вечерами сбегали из лагеря в станицу и там, чувствуя себя лихими кутилами, про
пивали в местной забегаловке присланные любящими мамами и бабушками деньги.
Оправданием нам может быть только то, что кормили в лагере неважно, есть хо
телось и брали на закуску очень вкусную "поджарку", запивая ее чудесным игри
стым "Цимлянским". іРазумеется, Артамоновы знали об этих довольно частых эс
кападах. Однажды М.Иі. выручил меня. Получилось так, что я должна была за
бутылку Цимлянского отдать часы. Буфетчица взяла их у меня и на следующий
день передала тоже зашедшему в забегаловку М.И. А вечером я была вызвана "на
ковер" в палатку начальства. Сгорая от неловкости, получила часы с небольшим
назиданием более не "закладывать". Надо сказать, что все, кто отправлялся ночью
в Цимлянскую, считали делом чести выйти на работу, конечно, без опоздания (в 5
утра) и "вкалывать" все положенные 9 часов (мы работали вместе с зеками, поэто
му день был продленный, а неделя — шестидневная). В каждре воскресенье, в 10
часов утра М.И. проводил "обход" всех раскопов, в котором обязаны были участ
вовать все научные сотрудники экспедиции. Докладывали обычно начальники
раскопов, но нередко М.И. просил дополнить рассказ начальника студентов, ве
дущих отдельные участки, приучая их тем самым думать на раскопе, понимать и
ставить задачи, обобщать конкретные наблюдения. Это было волнительно и инте
ресно всем нам начинающим археологам. Каждый думал, слушая товарища, о
том, что он сам может сказать о своем участке и готовился к этому. М.И. в конце
"обхода" кратко и четко подводил итоги сделанному за неделю. Иногда М.И. про
водил как бы экспромтом беседы с молодыми археологами, которые по его мнению
были достаточно подготовлены и заинтересованы памятниками, исследуемыми экс
педицией: курганами "бронзы", сарматскими "впускниками” в насыпях этих курга
нов, хазарским средневековьем, беловежскими и кочевническими древностями XI-
XII вв.
* Рисунок был обнаружен мной на обратной стороне одного из полевых чертежей. М.Девятов работал в
Саркеле в качестве архитектора-чертежника.
23
Популярные лекции о раскапываемом городище на моей памяти несколько
раз проводились и работавшим там женщинам-зекам. Для этого их под конвоем
приводили на склон глубокого беловежского рва, они по команде усаживались,
конвойные солдаты-узбеки караулили их, а М.И., стоя на дне рва, как бы на сце
не амфитеатра, очень серьезно, но вполне популярно, рассказывал им о хазарах,
Византии, о значении работ в Саркеле, т е. о важности его изучения для нашей
истории. Аналогичные лекции читались им и в центре концлагеря начальникам,
охране, зекам. Но туда мы не допускались. Время было жестокое, любой просто
за неосторожное слово мог загреметь в зону, как например, вторично попал за ко
лючую проволоку Л.Н.Гумилев, еще в 1949 г. — свободный участник Волго-
Донской экспедиции.
Самое искреннее желание помочь, сочувствие несчастным заключенным жен
щинам никогда не демонстрировалось М.И., но подчеркнутая предельная ласковая
вежливость к ним его самого и О.А. создали в нашем лагере атмосферу всеобщего
дружеского расположения к заключенным. Следует напомнить, что в числе
"вольных" сотрудников нашей экспедиции было несколько недавних зеков, вер
нувшихся живыми после трудового перевоспитания домой и зачисленных М.И. в
состав экспедиции. Это были ученые, которые весьма способствовали успешной
работе экспедиции и общей увлеченной и благорасположенной обстановке, сло
жившейся в ней.
Обычные постоянные поездки к лагерному начальству в Ростов и даже в Мо
скву, абсолютно необходимые для продолжения экспедиционных работ (эти забо
ты знает каждый археолог-начальник большой экспедиции), а также частые посе
щения других исследуемых Волго-Донской экспедицией объектов (отряды Ляпуш-
кина, Иессена, Столяра) дополняют картину занятости М.И. экспедиционными
делами.
Однако его летняя загруженность этим не ограничивалась. Каждый день,
проведенный в лагере, с раннего утра до обеденного перерыва, т.е. примерно с 5
до 12 часов, он работал над своей будущей замечательной книгой о хазарах. Из
редка, когда мне приходилось проходить мимо "артамоновской” палатки, я слы
шала стук машинки. Не исключено, что он давал себе "урок" на день — написать
какое-то количество страниц, естественно, обработав для этого один или группу
источников. В периоды особенной загрузки это один из наиболее эффективных
"методов" первичного написания книги, требующий, как правило, последующего
тщательного редактирования рукописи. Поскольку я знаю, что М.И. спустя не
сколько лет еще работал над рукописью, думаю, что именно в Саркеле он и писал,
а скорее набрасывал, ее отдельные части.
К сожалению, времени для собственной научной работы у него оставалось все
меньше и меньше. В 1951 г., когда М.И. был "высочайшим повелением" назначен
директором Гос. Эрмитажа, он исчезал из Саркела надолго. Вся тяжесть руково
дства этой громадной и "разноголосой” экспедицией упала в том году на О.А.,
ставшую официальным "замом", и нескольких ее помощников, главным из кото
рых был А Д.Столяр.
В последующие годы я была довольно тесно связана с семьей Артамоновых.
После защиты в 1952 г. кандидатской диссертации я стала заниматься исследова-
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI. Симферополь, 1997
24
r C. А . П лет нева. Вспоминая M. И.Артамонова
ниєм степной культуры, предшествовавшей печенего-половецкой и получившей в
археологической литературе название ''салтово-маяцкая'1. Фактически это была
синкретичная государственная культура Хазарского каганата. Естественно, что
Саркел стал для меня исходным-эталонным памятником. Стало традиционным ка
ждый год один месяц работать в Ленинграде над материалами Саркела и других
памятников, относящихся к этой и синхронных с ней культур европейского юго-
востока нашей страны.
М.И. тогда, как директор Эрмитажа, занимал не только обширный роскош
ный кабинет, но и прилегающие к нему помещения, в которые вела из кабинета
незаметная маленькая дверца в одной из стен. Другая дверь в эти помещения вы
ходила прямо в открытый для посетителей эрмитажный коридор. От этой двери
поднималась узкая винтовая лестница на второй этаж, где находились две большие
комнаты — "штаб" Волго-Донской экспедиции. В нем царила О.А. и ее помощни
цы — сначала "саркелка" Ирина Тупиц, а затем пожилая глухая дама Наталья
Иосифовна Бавер. Здесь хранились, разбирались, перепечатывались и т.д много
численные материалы этой и других экспедиций М.И., готовились к изданию и
редактировались все три тома Трудов Волго-Донской экспедиции (МИА, №№ 62,
75, 109), подбирались иллюстрации к "Истории хазар" и т.д.** Сюда постоянно
забегали "на огонек"'разные люди, прежде всего, конечно, бывшие саркельцы, ра
ботавшие и не работавшие в Эрмитаже, но крепко сплотившиеся вокруг "штаба", а
также друзья и ученики М.И. — эрмитажники, сотрудники Института археоло
гии, молодежь и профессора ЛГУ, приезжие из других городов СССР и зарубеж
ные гости.
Сюда же приходил на короткие передышки от директорства М.И., пил креп
кий чай, посасывал валидол, с великим удовольствием включался в разговоры.
Впрочем, "отдыхом" для него являлись и обсуждение очередного тома "Трудов", и
компановка иллюстративного материала, и даже обсуждение отдельных статей,
внимательно прочитанных дома, с авторами, являвшимися для разговора. Нередко
он делал им весьма существенные замечания или давал советы. Они не всегда и не
всеми принимались, но М.И. ни разу не потребовал, пользуясь правом редактора,
исправить неверный, по его значительно более эрудированному мнению, вывод,
руководствуясь убеждением, что все ученые имеют право на собственную точку
зрения.
Приезжая в Ленинград, я много времени проводила в "штабе", работая пре
имущественно с саркельскими материалами. Сначала я останавливалась в гостини
це Дома ученых (Халтурина, 27). Это было удобно, т.к. одинаково близко от Эр="
митажа и Института археологии. Отношения ко мне М.И. и О.А. оставались по-
прежнему очень сердечными. Они оба настоятельно приглашали меня жить не в
гостинице, а у них дома. Вот поэтому, примерно на протяжении десяти лет, я, по
являясь в Ленинграде, ехала прямо к ним домой.
В те годы М.И., как директору Эрмитажа, "выдали" наконец отдельную
квартиру на улице Марата. До этого они жили в "коммуналке" на Васильевском
Подавляющее большинство массовых находок (в основном — керамических обломков) хранилось и
сейчас хранится в одном из отсеков эрмитажных подвалов или, вернее — полуподвалов, окна которого с
мощными решетками смотрят на Адмиралтейство.
25
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вын. VI. Симферополь, 1997
острове — я там не бывала. "Новая" четырехкомнатная квартира находилась в ти
пичном ленинградском (петербургском) многоквартирном доме с двором — камен
ным колодцем со штабелями напиленных и нарубленных дров, уложенных вдоль
глухих боковых стен соседних домов. Дом отапливался еще печами круглыми,
обтянутыми железными листами "цилиндрами", стоявшими в углах комнат. Квар
тира была большая, но с удивительно неуютной планировкой: все четыре комнаты
были вытянуты вдоль длинного узкого темного коридора. Кабинет М.И. — первая
дверь в этом коридоре — находился напротив входной двери. В следующей ком
нате располагалась О.А., в остальных двух жили отец М.И., сын Олег и дочь
Ирина. Кухня была владением домработницы Гали, которая и после отъезда из
города в связи с рождением дочки, еще долгие годы оставалась близким другом, а
иногда и помощником семьи Артамоновых. В коридоре жил эрдель Бемби.
Несмотря на некоторую перенаселенность (помимо семьи в доме наездами
жили не только я, но и многие друзья и родственники из Москвы и других про
винциальных городов), квартира отличалась "интеллигентностью". Этому способ
ствовала громадная библиотека М.И. (свыше 15 тыс. томов, не считая беллетри
стики). Книги, сообразно своей профессиональной направленности и вкусам, чи
тали все, кроме, вероятно, деда. Дед был очень высокий и такой же как сын замк
нутый и даже мрачноватый старик с бородой и большим "ястребиным" носом. Я
жалею, что ни в один из приездов так и не смогла решиться заговорить с ним.
Мне казалось, что он не слишком одобряет постоянную толкотню в квартире чу
жих людей Когда их набиралось за обеденным столом более двух, он даже пред
почитал обедать раньше остальных и на кухне. В этой новой квартире, насколько
мне помнится, он прожил немного — не более двух лет. О его смерти я узнала из
письма О.А. Ничего нам, саркельцам и молодым друзьям М.И., не осталось от его
отца, кроме одной явно одобрительной оценки карьеры сына: "Ну, Минька — мо
лодец В Я на карауле у дверей царского дворца стоял, а он там директором назна
чен...". j
Начало 50-х годов стало для М.И. очень тяжелым временем. Еще не была за
кончена саркело-беловежская экспедиция, как в "Правде" вышла маленькая га
денькая заметочка какого-то "Иванова" о завышенной роли в советской науке ха
зарского иудейского государства. Поскольку это случилось в разгар борьбы с вра
гами народа врачами-'отравителями", удар по только что принявшему дела дирек
тору Эрмитажа был почти "сногсшибательным". Но М.И. устоял. Тогда началась
новая травля — за "марризм". М.И. и здесь выстоял. Я помню, как проходила
сессия ИИМК и как один за другим, как на плаху, взбирались на трибуну обви
нители и "кающиеся". Противны были те, кто покаявшись немного, обрушивались
на коллег, предъявляя им нелепо и страшновато звучавшие обвинения в маррист-
ском искажении марксизма. М.И. тоже, конечно, выступал, разобрал свои
"заблуждения", но, по существу, не затронул в своем покаянии "стадиальности".
Много позже я поняла, что марристская теория стадиальности правильна, только
ее, как всякую теорию, не следует использовать, не имея для того достаточно фак
тов и материалов. Мне приятно вспомнить, что М.И. не упомянул фамилий ни
одного "заблудшего" ученого и никого не назвал "марристом".
26
С. А .П лет нева. Вспоминая М.И.Артамонова
Тем не менее, хорошо организованная травля лично М.И. состоялась и про
должалась. М.И. замыкался и с головой уходил в работу. При мне он только один
раз высказал свое отношение к ней. В ответ на мой сильно взволнованный рассказ
о коте, брошенном в Фонтанку, которого я не смогла спасти, он задумчиво и горь
ко сказал: "Да-а, в Ленинграде кошек топят, а в Москве людей..." и поспешно
ушел в кабинет.
В ОПИ в 1952 г. отказали М.И. в выдаче открытого листа, мотивируя это за
держкой сдачи отчета о раскопках Саркела - Белой Вежи в 1951 г. Возможно, что
М.И. и не особенно стремился к продолжению работ в нижнедонских страшно
жарких и суховейных степях, хотя, памятников, нуждавшихся в исследовании, там
было, несмотря на частичное затопление, еще много. Он предпочел продолжить
прерванные Волго-Донской экспедицией раскопки в Южной Подолии и в Болга
рии, где возглавил первую БолгаротСоветскую экспедицию, исследовавшую славя-
но-праболгарское селище у с. Попина.
Однако, вскоре полевые работы пришлось прервать, т.к. стало очевидно, что
проводить широкомасштабные раскопки летом, зимой писать книги, готовить отче
ты и издание Трудов ВДЭ, быть профессором и зав. кафедрой и ко всему этому
ежедневно нести груз дел и ответственности директорства Эрмитажа просто нере
ально. Надо было от чего-то отказываться. По-видимому, это вынужденное пре
кращение полевой деятельности и неослабевающий интерес к хазарской истории и
культуре привели его к мысли поручить мне в 1958 г. раскопки на исследовавшем
ся им самим и его учеником Ляпушкиным Правобережном Цимлянском городище.
Денег на это дело было выделено очень мало всего 15 тыс. (до девальвации S).
Вместе со мной были откомандированы еще две его ученицы -- "саркелки" Ксана
Каспарова и Злата Львова. Сразу после снятия дернового слоя наши находки ока
зались столь интересными, что я сочла возможным написать о них М.И. задолго
до окончания работ. И вот, совершенно неожиданно, перед домиком, в котором
мы снимали комнату в Цимлянском винсовхозе, появилась хорошо знакомая по
трепанная артамоновская "победа" с пыльным выцветшим брезентовым верхом,
важно сидевшим за рулем Олегом, только что закончившим физфак ЛГУ, и уста
лыми, вылезающими из машины, улыбающимися М.И. и О.А. Все были в востор
ге Ü Мы — от радости видеть и принимать их, а они, вероятно, от нашей бурной
радости. Олег тогда собрался жениться (мне "по секрету" сказала О.А.), а перед
женитьбой взялся провести родителей через всю европейскую Россию. — от Ленин
града через Ростов в Цимлу, а затем в Предкавказье (не помню, на какие исследо
вавшиеся там памятники). К родителям он относился с любовью и милой преду
предительностью, но археологию со своих позиций физика называл "папины и ма
мины игрушки". Однако нас считал, очевидно, неизбежными для этих игр допол
нениями и был идеально вежлив и снисходительно доброжелателен.
На раскоп мы, после небольшого отдыха, пошли в тот же день. Мы не без
гордости показали выявившиеся в сером предматерике пятна жилищ, расположен
ных по кругу — "куренем", начатую расчистку двух первых жилищ явно на
земных юрт с жердевой конструкцией стен, в которую немедленно включилась
О.А., диргемы, спрятанные в сапоге убитой женщины. Внимательно выслушав мои
пространные стратиграфические наблюдения, М.И. одобрил их и заметил:
27
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии, Вып. VI. Симферополь, 1997
"Хорошо Вас вышколил Борис Александрович" (он знал, что я три года работала
в Таманской экспедиции Рыбакова). Был конец августа, на Дону в этот период
ежегодно резко холодает. Несмотря на это, Артамоновы пробыли у нас еще два
дня. М.И. обошел, видимо вспоминая молодость, когда он был здесь впервые, ок
рестности городища, с удовольствием, понятным любому археологу, наблюдал за
расчисткой жилища, обратив наше внимание на черный слой "сажи”, расстелив
шийся по поверхности сгоревшей постройки, и предположил, что это могут быть
следы сгоревшего, как бы "опавшего” покрытия юрты (войлочного, кожаного ?).
Результаты работ на городище были частично использованы М.И. в "Истории
хазар", пожалуй главном его труде, на создание которого было потрачено 25 лет
жизни. Гонения на "неразумных хазар” в начале 50-х годов несомненно явились
одной из основных причин значительной задержки работы над этой книгой. Вто
рой, тоже весьма существенной причиной было "директорство" в Эрмитаже, отни
мавшее у него каждый день не менее 7 часов лучшего времени суток. Для научных
занятий необходимо было выкраивать "свободное от работы время”. М.И. вставал
в 6 утра, варил на кофеварке в кабинете чашку крепкого кофе и до 9 часов писал
или редактировал "Хазар". Потом быстро завтракал и без двадцати 10 выходил к
машине, которая и доставляла его в Эрмитаж. Домой, если не было разных засе
даний и собраний, он приезжал в 18 часов, обедал и садился в кресле "смотреть
телевизор" (как правило, хоккей) и моментально под звуки озеровских коммента
риев засыпал до 20.00. Затем пил чай и до полуночи читал всю поступавшую ему
периодику (преимущественно археологические журналы и сборники — наши и
зарубежные) и новые книги. Надо добавить, что он просматривал и научно-
популярные, и художественные журналы, читал все заслуживавшие внимания ли
тературные новинки, в том числе машинописные или напечатанные за рубежом. И
так изо дня в день. Только в воскресенье он позволял себе несколько расслабиться
и, немного поработав над книгой, ходил гулять и изредка даже ездил на дачу.
В то время в семье произошли кардинальные изменения. Была получена но
вая квартира на Наличной, выстроена дача, Ирина вышла замуж за симпатичного
моряка-инженера и "отделилась", Олег женился, а Бемби умер. Квартира была
прекрасная, светлая и просторная (четыре большие комнаты). Книги и здесь были
всюду и занимали, помимо кабинета, шкафы и стеллажи в коридоре, комнате
О.А., комнате Олега с женой и столовой.
Несмотря на бесконечные дела и сложности, связанные с музеем — от рестав
рации паркетных драгоценных полов до боевых стычек с Фурцевой, раздраженной
свободомыслием и оригинальными художественными вкусами директора Эрмита
жа, — жизнь М.И. и личная, и научная вошла в определенное устойчивое русло.
Результатом было прежде всего окончание "Истории хазар" и выход книги в свет в
созданном энергией М.И. издательстве Эрмитажа (1962 г.). Редактором ее стал
выпущенный наконец на волю самый талантливый ученик М.И. — Л.Н.Гумилев,
который при активной помощи учителя стремительно, кажется через год после
возвращения, защитил докторскую диссертацию. В 1959 г. он по предложению
М.И. отправился в разведки — поискать затерянный в песчаных волжских пере
катах Итиль, а в дагестанских степях и предгорьях — древние города Хазарии.
Экспедиция функционировала пять сезонов, но обнаружить искомые памятники не
28
С. А . П лет нева. Вспоминая М.И.Артамонова
удалось. Результаты ее работ художественно описаны в книжке Л.Н. "Открытие
Хазарии". В те же "устойчивые годы" завершила свой весьма значительный труд о
беловежских могильниках и О.А. Ее монографическое исследование вышло в сле
дующем после "Истории хазар” году в 3-м томе Трудов ВДЭ. Планировалось под
готовить и издать материалы раскопок Саркела - Белой Вежи еще в двух томах
Трудов. О.А. активно включилась в работу над "городищенским" материалом.
Творческий подъем распространился и на общественную, и на административ
ную деятельность М.И. Помимо создания самостоятельного эрмитажного издатель
ства, по инициативе "мятежного" директора были организованы не угодные госу
дарственному руководству выставки: Пикассо и тогда еще никому неизвестного
Шемякина. М.И. часто выступал с лекциями в лектории Эрмитажа и по телевиде
нию, став очень популярным в Ленинграде человеком — его узнавали люди, со
вершенно не связанные с наукой и искусством. Случилось однажды, что утром
машина не пришла за ним (кажется, заболел шофер) и М И., взяв такси, не успел
даже сказать куда ехать, т.к. таксист перебил его: "Знаю, знаю, Михаил Илла
рионович У В Эрмитаж”.
Однако же вновь налетел шквал, сломавший сложившееся было течение жиз
ни. В 1964 г. М.И. вынужден был, согласно капризу далекой от какой-либо куль
туры женщины, занимавшей пост "министра культуры" (Фурцевой), уйти из Эр
митажа. Он часто говорил, что Эрмитаж — тяжкий камень на его шее. Но пока
этот камень (вообще-то бесценный алмаз) висел на шее, он стал не только привы
чен, но от включения в него собственных сил и нервов, и необходимым, и люби
мым. Многие сотрудники музея искренне горевали, хотя Эрмитаж попал тоже в
хорошие и заботливые руки нового директора — Б.Б.Пиотровского. Поскольку
М.И. никому не давал ни малейшего повода думать, что эта потеря для него бо
лезненна и оскорбительна, сочувствие ему высказывалось очень сдержанно и де
ликатно. Например, смотрители в залах, всегда встававшие при входе в зал дирек
тора музея Артамонова, продолжали вставать и после, в тех редких случаях, когда
он приходил в Эрмитаж.
Естественно, пришлось "передислоцировать" архив ВДЭ из помещений, при
мыкавших к директорскому кабинету, в одну из комнат ОИПК, предоставленную
в полное ̂распоряжение О.А. и Н.И.Бавер. В этот переезд были перепутаны мно
гие уже разложенные в порядке материалы, что. конечно, сильно затянуло работу
над составлением отчетов и, тем более, статей. А потом О.А. заболела, а Бавер
умерла... Полевые чертежи, описи, дневники были еще раз перенесены — теперь
уже на квартиру, в комнату О.А., ставшую ее рабочим кабинетом. На М.И. легла
постоянная (повседневная) обязанность ухаживать за смертельно больной, не сда
вавшейся, но медленно двигавшейся к концу жизни женой. Однако оба они нашли
в себе силы бороться с бедой, работой заглушая боль, беспокойство, горе. О.А.
продолжала оставаться почти до смерти хозяйкой большой семьи (в доме появи
лось уже трое внуков), в квартире которой всегда кто-то гостил или просто
"забегал”. Кроме того, она, несмотря ни на что, решила хотя бы попытаться подго
товить материалы Саркела - Белой Вежи к отчетам и, по возможности, успеть на
чать писать Отчет о раскопках 1951 г.
29
Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI. Симферополь, 1997
М.И. по-прежнему оставался зав. кафедрой археологии ЛГУ и читавшим
лекции профессором. По отзывам (сама я ни разу не была на его занятиях) его
курсы лекций были в высшей степени содержательны и информативны. В них
обычно присутствовали элементы творческой дискуссионное™, что придавало им
особенную привлекательность'для студентов. Много позднее удалось издать один
его курс, посвященный киммерийцам и скифам. Это безусловно очень увлекатель
ная и полезная книга.
Университетская нагрузка, конечно, не отнимала у М.И. столько времени,
сколько он тратил на Эрмитаж, тем более, что директорство в музее он, как гово
рилось выше, совмещал с работой в университете. Для него открылась, вероятно
впервые в жизни, возможность отдавать себя любимой науке, причем не как ранее
- только в свободное от работы время, но нередко и в полноценные дневные ча
сы. Для М.И. начались годы большой напряженной исследовательской работы.
Это прекрасно прослеживается хотя бы по списку его печатных работ. Характер
но, что за последние оставшиеся ему 7 лет он написал более 40 % научных работ,
различных по объему: от тезисов докладов до больших монографий о скифском
искусстве, издававшихся в Париже, Лондоне, Праге и в издательствах обеих на
ших столиц: Москве и Ленинграде. В этот период М.И. преимущественное внима
ние уделял скифской проблематике, которую почти полностью оставил во время
интенсивной работы над завершением книги о хазарах. Однако раннее средневеко
вье и в этот "скифский период" по-прежнему привлекало его. Он предлагает свою
концепцию происхождения пастырской (пеньковской) культуры и связанных с ней
контактов славян и кочевников-праболгар. В своих выводах и гипотезах он опира
ется на материалы ежегодно открываемых в те годы по всей лесостепи все новых и
новых Пеньковских поселений, объясняя оседло-кочевнический характер их быта
смешением разноэтничных народов с разными хозяйственными укладами. Обра
щался он и к проблемам происхождения славян, сложения древнерусского госу
дарства, продолжал интересоваться поисками хазарских памятников.
В 1968 г. М.И. решил даже организовать и возглавить экспедицию в Даге
стан, где на берегах рек и в предгорьях был известен ряд раннесредневековых
крепостей и укрепленных поселений, которые возможно могли быть хазарскими
или же принадлежать к хазарской эпохе. Сотрудниками экспедиции он хотел ви
деть Гумилева и меня, поэтому я и узнала о его планах. Им не пришлось осущест
виться: О.А. уже почти не могла передвигаться по квартире и, к тому же, она хо
рошо знала о том, что сердце у М.И. совсем неважное и ехать на южное беспо
щадное солнце ему нельзя.
Несмотря на затруднительность длительных отлучек из дома, М.И. принимал
деятельное участие в работе конгрессов, конференций, симпозиумов, ежегодно
проходивших в различных городах нашей страны (Ленинграде и Москве, Тбили
си, Кишиневе, Киеве, Одессе) и за рубежом (в Софии, Варшаве, Берлине). Инте
ресно сложилось, что на конференциях в СССР его доклады, в соответствии с ос
новным направлением его исследований, были посвящены истории и культуре
скифов и киммерийцев, а доклады на конференциях с преобладанием иностранных
слушателей — дискуссионным вопросам раннесредневековой истории славян, ру-
сов и степняков, поскольку и сами конгрессы посвящались славянской археологии
30
С. А . П лет нева. Вспоминая М.И.Артамонова
и проблемы этнических контактов особенно живо волновали ученых-участников
этих конгрессов.
В октябре 1971 г. умерла О.А. Мне об этом по телефону сообщила каким-то
"тусклым" голосом Ксана Каспарова, которая, как и я, была очень привязана к
О.А. Я приехала в Ленинград на следующее утро. После похорон М.И. просил
меня задержаться и помочь разобрать архив, оставшийся от О.А. Все материалы,
относящиеся к раскопкам Саркела - Белой Вежи, он предложил мне взять с собой
в Москву И попытаться сделать то, что не смогла завершить О.А.: полный Отчет о
раскопках на этом памятнике в 1949-1951 гг. С громадным опозданием, но мне все-
таки удалось выполнить это поручение М.И. В 1993 г. работа была закончена. В
этом сборнике помещена наша общая с О.А. статья —- публикация результатов
работ на одном из самых важных участков городища — цитадели. Именно с него
начала работу над Отчетом О.А., успев написать раздел о верхних самых поздних
напластованиях Белой Вежи и сделать первые "наброски" стратиграфии культур
ного слоя на нем.
Весной 1972 г. М.И. внешне бодрый и энергичный ездил в Одессу на украин
скую археологическую сессию со "скифским" докладом. А в июле мне опять по
звонила Ксана Каспарова и по ее голосу я поняла какая беда случилась. М.И.
умер от сердечного приступа, не пережив О.А. и года. Смерть была для всех не
ожиданной и потому еще более трагической. Еще в начале 1972 г. я получила от
него последнее письмо. Оно было непривычно большое и подробное (раньше я
получала только поздравления с Новым годом на красивых эрмитажных открыт
ках). Он писал и думал о жизни — планировал длительные поездки в экспедиции,
в которых хотел бы и мог участвовать, собирался поработать в разных архивах и
музеях с новыми материалами, работать над проблемами происхождения славян,
процессами сложения этносов и народов эпохи средневековья. Писал он, что не
оставил мысли вновь заняться хазарами и, в особенности, хазарами в Дагестане и
Крыму.
И вот все вдруг оборвалось. В момент смерти он редактировал и перепечаты
вал статью, которую нам удалось опубликовать в "Советской археологии" только в
1990 г., спустя 18 лет от его кончины. В том же номере журнала опубликована
моя статья "Хазарские проблемы в археологии", посвященная 50-летию выхода в
свет основополагающей статьи М.И. "Саркел и некоторые другие укрепления в
Северо-Западной Хазарии". В ней даны главные направления в изучении многооб
разной и разноэтничной культуры Хазарского каганата и намечены те черты, ко
торые позволяют считать ее государственной культурой Хазарии. Последующие
археологические исследования самого М.И. подтвердили правомерность постав
ленной им в статье проблемы. Его ученики и более молодые единомышленники
продолжают начатое им изучение истории и культуры этого степного государства.
Однако время написания новой "Истории хазар" еще не наступило. Для того, что
бы вновь поднять эту громадную тему на более высокий источниковедческий уро
вень, необходимо, очевидно, не менее 50 лет интенсивных полевых исследований и
их публикаций. Будет ли это возможно в XXI веке ?
31
і. Вып. VI. Симферополь, 1997
Что же касается нас — сравнительно узкого круга учеников
(преимущественно петербуржцев), то мы по предложению Олега Михайловича,
ставшего главой семьи, в течение почти 20 лет собирались два раза в год — в па
мятные дни рождения обоих Артамоновых: О.А. — 14 марта и М.И. — 5 декабря.
У нас выработался своеобразный ритуал этих "поминок". Сначала мы всей груп
пой, возглавляемой Олегом, ехали в Парголово на кладбище — поклониться их
общей могиле. Затем, сильно погрустневшие и замерзшие являлись на такую лю
бимую квартиру, где нас ждал накрытый стол и милые лица жены (хозяйки), уже
взрослых "девочек" и Пети — наследника и будущего хранителя славного имени
Артамоновых. Хотелось бы, чтобы эта традиция сохранилась до конца наших
дней. Будет она поддерживаться или нет, каждый из нас всегда в памятные дни
вспоминает М.И. и задумывается о том, достоин ли он называться его учеником.
32
С. А. Плетнева. Вспоминая М. И.Артамонова
Рис. 1. Д и с к у с с и я в р а зга р е . Сатирический рисунок художника-архитектора
М.Девятова, сделанный на обороте полевого чертежа 1949 г.
Слева направо: 1 - М.И.Артамонов с Бемби; 2 - О.А.Артамонова; 3 - А.Л.Якобсон;
4 - таинственный Ю.Гузенко — фотограф и, по всеобщему убеждению, пристав
ленный к экспедиции или лично к Артамонову капитан КГБ; 5 - В.А.Петров —
палеоботаник и также весьма "таинственная" фигура.
3. Материалы по Археологии..., в. VI. 33
|