Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów"
Gespeichert in:
| Datum: | 2009 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Інститут літератури імені Т.Г. Шевченка НАН України
2009
|
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/17739 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" / Л. Оляндэр // Біблія і культура: Зб. наук. ст. — Чернівці: Рута, 2009. — Вип. 11. — С. 145-150. — Бібліогр.: 11 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-17739 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
Оляндэр, Л. 2011-03-06T18:31:29Z 2011-03-06T18:31:29Z 2009 Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" / Л. Оляндэр // Біблія і культура: Зб. наук. ст. — Чернівці: Рута, 2009. — Вип. 11. — С. 145-150. — Бібліогр.: 11 назв. — рос. XXXX-0049 https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/17739 ru Інститут літератури імені Т.Г. Шевченка НАН України Історія світової літератури Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" Article published earlier |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| title |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" |
| spellingShingle |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" Оляндэр, Л. Історія світової літератури |
| title_short |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" |
| title_full |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" |
| title_fullStr |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" |
| title_full_unstemmed |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" |
| title_sort |
поэтика и художественно-философское содержание повести я.ивашкевича "matka ioanna od aniołów" |
| author |
Оляндэр, Л. |
| author_facet |
Оляндэр, Л. |
| topic |
Історія світової літератури |
| topic_facet |
Історія світової літератури |
| publishDate |
2009 |
| language |
Russian |
| publisher |
Інститут літератури імені Т.Г. Шевченка НАН України |
| format |
Article |
| issn |
XXXX-0049 |
| url |
https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/17739 |
| citation_txt |
Поэтика и художественно-философское содержание повести Я.Ивашкевича "Matka Ioanna od Aniołów" / Л. Оляндэр // Біблія і культура: Зб. наук. ст. — Чернівці: Рута, 2009. — Вип. 11. — С. 145-150. — Бібліогр.: 11 назв. — рос. |
| work_keys_str_mv |
AT olândérl poétikaihudožestvennofilosofskoesoderžaniepovestiâivaškevičamatkaioannaodaniołow |
| first_indexed |
2025-11-26T01:39:48Z |
| last_indexed |
2025-11-26T01:39:48Z |
| _version_ |
1850603835741962240 |
| fulltext |
“Біблія і культура”, 2009, № 11 145
Луиза Оляндэр (Луцк)
ПОЭТИКА И ХУДОЖЕСТВЕННО-ФИЛОСОФСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
ПОВЕСТИ Я.ИВАШКЕВИЧА "MATKA IOANNA OD ANIOŁÓW"
Несмотря на то, что творчество Ярослава Ивашкевича (1894 – 1880) широко представ-
лено в критике и литературоведении [1; 2; 9; 10 и др.], проблемы поэтики его произведений и
по сей день не утрачивают своей актуальности. На наш взгляд, нуждаются в детальном
рассмотрении сложнейшие соотношения всех уровней структур в произведениях польского
писателя, в том числе и в повести «Matka Ioanna od Aniołów» («Мать Иоанна от Ангелов»),
которая была написана в годы оккупации Польши и опубликована в 1946 г.
Цель статьи состоит в том, чтобы, опираясь на структурные элементы произведения, раскрыть
особенности поэтики Я.Ивашкевича, проявленные в повести «Matka Ioanna od Aniołów» при создании
характера и судьбы героя и выражении художественно-философского содержания произведения.
В глубинной основе повести «Matka Ioanna od Aniołów» лежит одна из кардинальных
философских проблем, стоящая перед человечеством: постижение природы Зла и поиски путей
борьбы с ним, а вместе с тем и проблема преступления и наказания, актуализованная Ф.Достоевским.
Вечный конфликт Добра и Зла, положенный в основу многих произведений, относящихся к
разным эпохам, своими корнями уходит очень глубоко – к Библии и дальше. Но в начале ХХ века
именно роман «Преступление и наказание» оказался центром в диалоге, который возник тогда
между писателями, философами, представителями других искусств и который длится до сих пор. И
не только в русской литературе Серебряного века – в рассказах Л.Андреева, И.Бунина, А.Толстого,
а в конце столетия в романе Л.Леонова «Пирамида», но и в других литературах, в частности в
польской – в повестях С.Жеромского, З.Налковской, В.Оркана, Я.Ивашкевича и мн. др.
Я.Ивашкевич разнообразно отзывался на проблему борьбы Добра и Зла прежде всего в
повестях «Кsiężyc wschodzi» (1925), «Pasje Błędomierskie» (1938), «Matka Ioanna od Aniołów»
(1946). Временной промежуток между написанием их – приблизительно 13 и 8 лет – говорит о
постоянном интересе писателя к этой проблеме и не менее постоянных размышлениях о ней.
Я.Ивашкевич со своим пониманием Зла несомненно вступал в диалог и с самим собой, и
с писателями-соотечественниками и, конечно, с Ф.Достоевским. Эта большая проблема требует
детального рассмотрения в специальной работе, но, чтобы приступить к ней, необходимо
сначала рассмотреть способы ивашкевичевского воплощения борьбы Добра и Зла, ибо в
плоскости мастерства писателя лежат многие разгадки смыслов его произведений, в том числе
и тех, что заключены в повести «Matka Ioanna od Aniołów». При этом следует иметь в виду и то,
что смыслы эти двоякого рода: одни заложены непосредственно самим автором, другие
возникают в процессе рецепции под воздействием различных факторов – идеологических,
религиозных, социально-политических, эстетических, ментальных и т.д.
Интерес представляет уже то, что Я.Ивашкевич употребил только раз слово Добро.
Материализуя Зло в образе дьявола, писатель противопоставляет ему Свет: «Cały czarny
kompleks powiększał się coraz bardziej – i nagłe ksiądz Suryn spostrzegał oczami ciała prawie,
oczami wyobraźni całą okazałość i całą potęgę zła. I świat cały rozdwajał się przed nim na światło i
mrok, na jasność i ciemność – i ze wrzdrygnieniem spostrzegał ksiądz siłę ciemności, i rzucając się na
twarz przed tą wizją okropną poczynał wołać w przerażeniu:
– «Panie, Panie mój, dlaczegoś mnie opuścił? »1 (тут и далее курсив мой. – Л.О.) [8, 23].
Ксендз Сурин вдруг понял, что он выходит на поединок с Князем Тьмы. Его обращенные
к Богу слова: «Panie, Panie mój, dlaczegoś mnie opuścił?» [8, 23] – прямая реминисценция из
Библии, благодаря чему Сурин предназначением своим уподобляется Иисусу Христу. Однако эта
роль окажется ксендзу, согласившемуся бороться со Злом с помощью самого Зла, не по силам.
Учитывая историческую ситуацию, в которой писалась повесть «Matka Ioanna od Aniołów», нельзя
не обратить внимания на определенный притчеобразный характер этого произведения.
Всю выразительную и изобразительную тяжесть несут на себе смысло-образующие структурные
элементы, составляющие сложную и в то же время легкую конструкцию художественной системы.
“Біблія і культура”, 2009, № 11 146
Структура повести «Matka Ioanna od Aniołów», как и всякого истинно художественного
произведения, является завершенной, закрытой и одновременно открытой. Такая структура
стабильна и позволяет удержать в себе тот осуществленный писателем замысел, который
необходимо постичь, анализируя ее. Но эта же структура обладает и свойствами, стимулирующими
тезаурус реципиента, способного установить переклички, а, возможно, и связи с другими
произведениями, в которых присутствует общая фабульная схема и подняты схожие проблемы.
В произведениях всех названных тут авторов в основе фабулы лежит криминальный
поступок – злодейство/убийство невинных. Мотивы самые разнообразные, в том числе и у
самого Я.Ивашкевича. В повести же «Matka Ioanna od Aniołów» преступление – убийство –
мотивировано жертвенностью: Сурин, движимый огромной любовью, запродает свою душу
дьяволу и ради спасения души Иоанны от бесов убивает ни в чем не повинных Козюка и Юрека.
Введением мотива жертвенности осуществляется новый поворот в художественно-философском
разрешении темы Зла у Я.Ивашкевича. И этот поворот, если учесть обстоятельства оккупации,
сопротивления нацизму, контекст собственных произведений писателя той поры, – закономерен.
Мотив принесения себя и близких в жертву ради высокой общенациональной цели и необхо-
димости этой жертвы, прозвучавший еще в начале ХХ в., в частности, в посвященном восстанию
1883 г. в Польше романе С.Жеромского «Верная река»2 (1912), – актуализуется в творчестве
Я.Ивашкевича период Второй мировой войны. Более того, на наш взгляд, повесть «Matka Ioanna od
Aniołów» является своеобразной и неоднозначной реакцией на идеологию жертвенности и
катастрофизма, исповедуемую молодым поколением поляков – в том числе поэтами
К.Бачинским, Т.Гейце и многими другими, сложившими свои головы за свободу Польши.
Замысел писателя раскрывается на разных структурных уровнях, которые, тесно
взаимодействуя между собой, почти неощутимо переходят один в другой: событийный уровень
– в психологический и наоборот.
Но детальная мотивировка поступков осуществляется и в других структурообразующих
пластах текста. Речь идет прежде всего об организации хронотопа и описании пространства.
В художественной системе Я.Ивашевича, как и в романе «Пепел» («Popioły») С.Жером-
ского, изображение пространств неразрывно связано не только с характеристикой героя, его
религиозных представлений, состояний души, но и с более широким формированием худо-
жественно-философских – отношений человека с миром. Человек и художественное пространство в
повести «Matka Ioanna od Aniołów» находятся в очень сложных взаимосвязях, раскрывающих
разнообразное богатство этого произведения. Физически герой пребывает в пространстве двух
типов: в пространстве замкнутом (келья, корчма, конюшня, сарай, маленькая комнатка, темные
сени) и безграничном (поле, лес). Но воображаемое явление образа Богородицы перед взором
ксендза, созерцание звездного неба – это уже пространство души Сурина, вбирающее в себя
вечность, символизирующее собою Божественное начало, которое стремится разрушить лукавый
Князь Тьмы. Неискушенная и честная душа молодого человека попадает в дьявольскую ловушку, о
чем свидетельствует кульминационная сцена ночного разговора Сурина с сатаною, соблазнявшего
ксендза совершить Добро – Спасение Матери Иоанны от бесов – через сделку со Злом.
Пространство суринской души предстало тем полем битвы, на котором она и была загублена
кзендзем ради торжества Любви: «… znowu ciężko oddychając pomyślał o ukochanej kobiecie.
Więc czatan ma posiąść na powrut to łagodne ciało? Wstrząsnął się i miłość jego wyrosła nagle ponad
noc, ponad żal i ponad szatana»3 [8, 182]. Но вся тяжесть и глубина в некотором роде
определенного дидактического смысла, который содержится в подтексте, заключена в
сюжетной развязке: всякий сговор с силами Зла ведет к гибели. Каждый, кто вступит на этот
путь – пусть даже и ради самой высокой цели, – в конечном счете становится исполнителем
воли Зла, стремящегося эксплуатировать Добро. Я.Ивашкевич, как видим, шел в постановке
проблемы Добро – Зло, если брать во внимание не публикацию, а замысел, почти плечо в плечо
с Л.Леоновым, с небольшим опережением. Как известно, в середине 40-х гг. русский писатель
имел первый вариант «Пирамиды», которую решил опубликовать незадолго до смерти – в 1994.
В этом романе Л.Леонов показал, как Зло берет на вооружение себе Добро (См. сцену диалога
Сталина с ангелом Дымковым [6, 622]). Однако и у Я.Ивашкевича, и у Л.Леоннова Темные
силы не одерживают окончательной победы. Вот и в повести «Matka Ioanna od Aniołów»
“Біблія і культура”, 2009, № 11 147
торжество Сатаны, обманувшего Сурина, недолговременно: «… diabły ponownie opętały matkę
Joannę od Aniołów. Dopiero w parę lat potem wyzdrowiała na dobre i do końca długiеgo żywota
sprawowała rządy nad urszulankami ludyńskimi»4 [8, 191].
Однако свести все содержание повести к притче такого рода невозможно: это только
один из аспектов сложного замысла писателя, вынесшего на первый план конфликт, неизбежно
возникающий между законами живой природы и человеком, идущим против нее. Метаморфоза
заключается в том, что, стремясь «спасти» Мать Иоанну от «бесов», а вернее, встать поперек
пути естественной потребности любви, ксендз Сурин поднимает руку на саму Жизнь, которая
этого не может ему простить.
Воплощению этой части замысла содействуют тесно переплетающиеся между собой все
виды художественного пространства, важнейшей частью которого являются интерьер и пейзаж
с его многообразными функциями в тексте. И.Тургенев в письме Л.Ф.Ломовской от 1 февраля
1883 г. писал: «… мне странно, что можно вынимать или вставлять описания природы – точно
изюмины кулича» [7, 578]. Образно выраженная тургеневская мысль указывает на необходи-
мость рассматривать функции пейзажа в отдельном произведении более тщательно, исходя из
системных связей в тексте и не ограничиваясь теми определениями, которые дает теория
литературы. Своеобразие смысловых связей интерьера и пейзажа в повести «Matka Ioanna od
Aniołów» проявляется уже в первой картине:
“Były to pierwsze dni września. Ksiądz Suryn długie miesiące spędził w kolegium połockim na
rozmyślaniach, postach i utrapieniach i nawet nie zauważył, jak przemknęło krótkie i dżdżyste lato
tego roku. Kiedy nastąpił pogodny i słoneczny wrzesień, ksiądz również nie zauważył tej przemiany,
słońce nie dochodziło do jego celi w klasztorze. Ale teraz, gdy wyjechał na szerokie pola, które raz po
raz przeidzielały gęsty, czarny las, wciągał głęboko w wątłe piersi zapach wrześniowy; a składały się
na ten zapach – woń przegniłych liści, aromat zaoranej żiemi – prawie wiosenny – i gęsty, wilgotny
ciąg, jaki ulatywał z lasów. Grzyby pachniały i drzewa pachniały, i nad błotem unosiła się woń dzikiej
zwierzyny, jakiej teraz ubijano całe kupy”5 [8, 5-7].
На интерьер в этом отрывке автор только указывает словами: celа (келья) и klasztor
(монастырь). И этого было достаточно для отображения уединенности героя, но не для полной
его отрешенности от мира. Необходимый эффект достигается последующей полифункциональ-
ной пейзажной зарисовкой, которая подчеркивает независимость от человека процессов,
происходящих в природе, живущей по своим законам. Но и ксендз Сурин, углубленный в
работу своего духа, пребывающий в постоянных молитвах, вроде бы был надежно отгорожен
стенами монастыря и кельи от волнений житейского моря: «Ksiądz Suryn … nawet nie zauważył,
jak przemknęło krótkie i dżdżyste lato ... Kiedy nastąpił pogodny i słoneczny wrzesień, ksiądz również
nie zauważył tej przemiany, słońce nie dochodziło do jego celi w klasztorze». Жизнь природы и
жизнь ксендза Сурины протекали как будто параллельно, без опасности пересечения. Но так
все выглядит только на первый взгляд: их столкновение было неминуемым, оно подготавли-
валось исподволь, постепенно набирая силу. Сигналы трагичного исхода подаются сначала
опосредованно – через характеристики пространств. Полумрак кельи не только контрастирует с
солнечным миром, но и, соотносясь с понятием czrarny las (черный лес), вносит ощущение
пока еще неясной, но в дальнейшем все больше и больше нарастающей тревоги. Надо заметить,
что черный лес – это ведь не просто темный лес, как неудачно дается он в русском переводе.
Осенью черный лес необыкновенно красочен и колоритен, его ярко-желтые и красные листья
контрастируют с черными стволами деревьев. Но у Я.Ивашкевича красок нет, все
сосредоточено на запахе и его синонимах zapach – woń… liści – aromat żiemi – gęsty, wilgotny
ciąg – woń… zwierzyny. Описывая погожий сентябрьский день, писатель концентрирует
внимание на обонянии. И это не случайно, ибо ему необходимо было показать пробуждение
жизненных сил молодого Сурина, его опьянение вольным воздухом леса, широких полей и
начало возникновения еще не осознаваемой ксендзом до конца перемены, которая неожиданно
стала происходить в нем. Дорога в сущности оказалась кризисным хронотопом: ксендз – вдруг!
– вырвался на свободу. Сурин, как и Рафал из романа «Потоп» С.Жеромского6, испытывает на
себе влияние того, что определяется как «извечное высшее чудо сил природы» [3, 238]. Пейзаж
ничего не оттеняет в душе героя, но передает суггестивное, невыразимое ее состояние. Для
“Біблія і культура”, 2009, № 11 148
достижения цели Я.Ивашкевич резко меняет способ наррации: вначале ксендз воспринимается
со стороны. Со словами: .Ksiądz Suryn … na rozmyślaniach, postach i utrapieniach – возникает
фигура коленопреклоненного, молящегося аскета. Но вот келья покинута: «Ksiądz Suryn, trzęsąc
się po okropnej drodze w niewygodnej najtyczance, rozmyślał o klasztorze, do którego poslał go
rozkaz ojca prowincjała»7 [8, 5]. Какое-то время Сурин еще живет и мыслит монастырскими
категориями, но вскоре его волнующе привлекают запахи полей и леса. Со слов: zapach
wrześniowy – наррация принуждает реципиента заглянуть не только в суринскую душу, а и в
свою собственную. Писатель заставляет и его вдохнуть аромат земли и тем самим ощутить все
то, что ощущал вырвавшийся из темной кельи молодой человек, который теперь wciągał
głęboko w wątłe piersi zapach wrześniowy.
Однако этим не ограничивается содержание дорожного пейзажа, заключающего в себе
предсказание/предчувствие и предупреждение: wątłe (слабая, чахлая) piersi (грудь) принадле-
жит тому, кто должен сразиться с дьяволом. Создается впечатление, что природа в сложив-
шейся ситуации будто бы проявляет свое неравнодушие к судьбе героя, стремясь его
предостеречь от беды. Она «указывет» ему на признаки присутствия Князя Тьмы, но Сурин
старается их не замечать. Да и как ему их осознать в игре света и тени:
“Suryn dziwił się kto tu uprawia pola. A uprawione one byly dość starannie i miejscami w
słońcu błyszczała młoda ruń oziminy, jasna i czysta jak zapowiedź przyszłej wiosny. Ksiądz Suryn ze
szczególną przyjemością patrzył na zielone pola. Co prawda, zamiast innych ptaków polatywały nad
nimi brydkie wrony, żałobnym krakaniem odpowiadając na pohukiwannia książego parubka, który
poganiał ustające konie – ale mimo to ksiądz czył w tych polach jak gdybe obraz przyszłej radości, co
było dobrą wróżbą w jego przedsięwzięciu8 [8, 6].
Не случайно в душе Сурина возникает радость и надежда на удачу своей миссии: он
радость связывает с символическим зеленым цветом и сиянием солнца. Карканье же гадких,
омерзительных ворон – он пытается не замечать, отметая неприятные предчувствия. Но Нечто
угрожающее продолжает непрерывно – по принципу градации – нарастать до тех пор, пока не
предстанет в образе сатаны. Я.Ивашкевич, будучи музыкально одаренным и образованным
человеком, удачно применил в прозе выразительные возможности симфонического произве-
дения, в котором шаги грозного рока сначала какими-то диссонирующими аккордами возни-
кают где-то далеко на фоне мотивов, выражающих радостную и счастливую жизнь, – и,
наконец, вырываются на первый план. Со всей очевидностью тревога и попытка обрести
успокоение проявляется в сцене на заезжем дворе:
«Ksiądz Suryn, nie zastanawiając się machinalnie wychylił szklankę siwuchy i wypiwszy
wzdrygnął się całum cialem. Kalefator zaśmiał się i trząsł się drobno naprzeciwko niego. <…> Ksiądz
zagryzł ogórkiem i chlebem i zaraz potem powstał.
– Chciałbym do komory, gdzie będę spał – powiedział.
– Zaraz, zaraz – zatroszczyła się gruba gospodyni – Kaziuk, ksiądza zaprowadzi. Kaziuk!
Kaziuk! – zawołała.
Z bocznej izby wylazło jakieś wielkie, potargane chłopczysko, wzięło z szynkwasu łojówkę i
ruszyło w głąb jaskini jakimiś przejściami; ksiądz szedł za nim. <…> Po schodach, podobnych raczej do
drabiny, zaprowadził go do małego pokoiku. Przez szczupłe okienko widać było niebo z wielkimi
gwiazdami. Na podłodze leżał worek z sianem. Chłopiec stanął w progu i popatrzył uważnie na księdza:
– Niech się ksiądz dobrodziej nic nie bojom – powiedział niskim, dżwięcznym głosem– tu złe
przystępu nie ma.
I podnosząc łojówkę w górę, oświetlił na drzwiach kredowy napis: K +M+B z krzyżem nad
literami» [8, 21].
Парадоксально то, что слова успокоения оказывают противоположное действие, настора-
живая и вселяя какой-то мистический страх. А описание каких-то переходов и лестниц создают
впечатление, что, поднимаясь, ксендз вместе с Казюком спускаются вниз.
Мотив грозного рока, предсказывающего трагический исход событий, в повести «Matka
Ioanna od Aniołów» является ключевым и пронизывает всю ткань текста с помощью
концептосферы образа Князя Тьмы, открывающейся нейтральным эпитетом czarny (черный). В
последующем тексте слово czarny будет символизировать сатану наряду с прямым его
“Біблія і культура”, 2009, № 11 149
обозначением: szatana (сатана) – diabł (дьявол) – biesy (бесы) – и контекстуальными синонимами:
brydkie wrony (гадкие вороны) – krakać (каркать)– noc (ночь) – cemność (темень) – mrok (мрак)–
czarna chmura (черное облако)– siekiera (топор) – krew – zapach (крови) słodkawy i okropny и т.п.
Сюда же относятся хохот и предсказание гадалки: горбатую полюбишь …
Из сказанного следует, что на уровне фабулы, которая поддерживает постоянный интерес
к происходящему, излагается только внешняя, видимая сторона событий: ксендз приехал
изгонять бесов; влюбился и испугался любви; ночью галлюцинации: видит сатану и продает
свою душу в обмен на обещание оставить Мать Иоанну в покое; по требованию Сатаны
совершает убийство; Сатана обманывает; ксендза забирает провинциал; Мать Иоанна все-таки
излечивается и благополучно правит монастырем до своей кончины. Но именно таким образом
подобная легенда пересказывается бывалыми людьми как одна из удивительных и страшных
историй. Это тоже важная сторона вопроса: так создается атмосфера слушания рассказа о
приключении, происшедшем с несчастным ксендзом Суриным. Однако выражение философ-
ского содержания, психологического состояния героя, эмоционального потрясения, взлета и
падения его души, стимуляция мыслительной работы всякого, кто возьмет повесть в руки, – все
это осуществляется опосредованным путем, через систему воздействия на такие рецепторы, как
обоняние, зрение, слух, тактильные ощущения.
Таковы художественные решения темы в повести «Matka Ioanna od Aniołów», составляющих
специфику поэтики произведения, которая представляет собой путь к осознанию основ Бытия.
Примечания
1. «Черная масса быстро разрасталась – и ксендз Сурин вдруг видел так четко, словно
телесными глазами, видел мысленным взором своим всю огромность и мощь зла. И весь мир
являлся пред ним разделенным на свет и мрак, на сияние и тьму и с содроганием постигал
ксендз могущество тьмы и, падая ниц пред этим ужасным видением, в отчаянии взывал:
– Боже, Боже, зачем ты меня покинул?» [5, 4]
2. В романе «Верная река» раненый, весь окровавленный повстанец Юзеф Одровонж
столкнулся с тем, что польские крестьяне, боясь карателей, хотят выдать его царским властям:
«… ты мятежник и участвовал в бою, мы тебя арестуем. <…> Красный гость деревни молчал.
Ведь перед ним были как раз те, ради чьей свободы он ушел из барского дома, чтобы скитаться
зимой по полям, умирать с голоду, слушаться покорно, как собака, приказаний, драться без
оружия и вот таким возвратиться с поля битвы. Крестьяне окружили его.
Тогда он сказал:
– Отпустите меня. Ведь я сражался за вашу свободу, за ваше счастье, и так тяжело ранен. <…>
– Эва, эти басни мы уже слышали. <…>
– Что же вы хотите со мной сделать? <…>
– …выстелем сеном подводу и доставим в город» [5, 281].
3. «Он вспомнил глаза матери Иоанны, стремленные на него, словно она хотела сообщить
ему свою душу, и огромная, невыразимая жалость объяла его, рыдания сдавили горло, дыхание
снова стало затрудненным. Он думал о любимой женщине. Неужто сатана опять завладеет этим
нежным телом? Он содрогнулся, и любовь его вдруг стала огромной – больше мрака, больше
скорби, больше сатаны» [5, 38].
4….бесы снова вселились в мать Иоанну от Ангелов. Лишь через несколько дней она
исцелилась вполне и до конца долгой своей жизни управляла людыньскими урсулинками» [5, 40].
5 «Стояли первые дни сентября. Долгие месяцы провел ксендз Сурин под кровом
полоцкой коллегии в размышлениях, постах и душевных терзаниях и даже не заметил, как
промелькнуло короткое, дождливое лето. Когда наступил теплый и солнечный сентябрь, ксендз
не заметил и этой перемены – солнце не проникало в его келью. Но теперь, выезжая на
широкие поля, которые то и дело пролегали в густом, темном лесу, он глубоко втягивал в
чахлую грудь сентябрьский аромат: смесь запахов перегнивших листьев, вспаханной земли –
почти весенний дух – и густого влажного воздуха, долетавшего из лесов. Пахло грибами, пахло
деревьями, и над болотами носились запахи лесного зверья - охотникам раздолье» [5, 1].
“Біблія і культура”, 2009, № 11 150
6 Сравнение ощущений героев Я.Ивашкевича и С.Жеромского не является случайным.
Оно свидетельствует об определенной типологической ситуации, которая характеризует осо-
бенность польского реалистического пейзажа как выражение свободы и полного освобождения.
Ведь, если Сурина ограничивало замкнутое пространство, то Рафала – сама реальная действии-
тельность (См.: «Укромный уголок» в романе «Потоп»). Но в отличие от Сурина, Рафала
охватывает озарение: «Словно перед душой его открылся на мгновение родник стихийного
чувства и глубокого знания и показался чудесный омут вечных вод. Он услышал таинственное,
проникнутое трепетом и творческим волнением дыхание и веление их…» [4, 238]. До такого
откровения Сурин подняться не мог.
7 «Трясясь в неудобной бричке по ухабистой дороге, ксендз Сурин размышлял о
монастыре, куда направлялся по приказу отца провинциала» [5, 1].
8 «Сурин удивлялся, кто тут обрабатывает поля. Возделаны же они были тщательно, и
местами на солнце блестели зеленя озимых, светлые и чистые, словно предвестье грядущей
весны. Ксендз Сурин смотрел на зеленые поля с особым удовольствием. Летали, правда, над
ними лишь гадкие вороны, унылым карканьем отзываясь на понуканья ксендзова парубка,
погонявшего усталых лошадей, – но, несмотря на это, ксендзу виделся в зелени полей некий
символ будущей радости, доброе знаменье для предстоявшего ему дела» [5, 1].
9 Ксендз Сурин, не задумываясь, опрокинул стакан сивухи, и, когда ее проглотил, его
всего передернуло. Истопник захохотал, мелко трясясь напротив него. <…>
Ксендз закусил огурцом, хлебом и сразу же встал.
– Я хотел бы пойти спать, – сказал он.
– Сейчас, сейчас, – всполошилась хозяйка. – Казюк вас проведет, пан ксендз. Казюк!
Казюк! – позвала она.
Из соседней комнаты нехотя вышел здоровенный, растрепанный парень, взял со стойки
сальную свечу и двинулся в глубь этого вертепа по каким-то переходам; ксендз шел за ним.
<…> По лестнице с перекладинами вместо ступеней тот провел его в крошечную каморку.
Через узкое оконце виднелось небо с крупными звездами. На полу лежал набитый сеном
мешок. Парень остановился на пороге и внимательно посмотрел на ксендза.
– Вы, пан ксендз, ничего здесь не бойтесь, – проговорил он низким, звучным голосом. –
Сюда нечистому нет хода. И, подняв вверх свечу, осветил на дверях надпись мелом: К+ М+ Б+
[Королева Матерь Божья] с крестом над буквами» [5 ,4].
Литература
1. Вервес Г.Д. Ярослав Ивашкевич: Лит.-крит. очерк / Пер. с укр. С.Жилютовой. – М.: Сов. писатель,
1985. – 252 с.
2. Витт В. Ярослав Ивашкевич // Писатели Народной Польши. – М., 1976. – С. 64-84.
3. Жеромский С. Верная река // Жеромский С. Избрн. Соч.: В 4 т. – М.: ГИХЛ, 1958. – Т. 4. – 478 с.
4. Жеромский С. Пепел // Там же. – Т. 3. – 366 с.
5. Ивашкевич Ярослав: Мать Иоанна от ангелов; Размер книги: 238 Кб М., "Правда", 1988. – 40 с. OCR
& spellcheck by HarryFan, 12 March 2002. http://lib.rin.ru/doc/i/141529p.html; http://thelib.ru/-
books/ivashkevich_yaroslav/mat_ioanna_ot_angelov-read.html
6. Леонов Л. Пирамида: В 3 кн. [В 2 т.] – М.: Голос, 1994. – Т. 2. – 686 с.
7. Тургенев И. Собр. соч : В 12 т. – М.: Худож. лит.,1958. – Т. 12. – 695 с.
8. Iwaszkiewicz J. Matka Joanna od Fniołów. – Warszawa: Wydawnictwo “KsiążKA i Wiedza”, 1975. – 191 s.
9. Gronczewski A. Jarosław Iwaszkiewicz. – Warszawa: PIW, 1972. – 254 s.
10. Jedrychowska М. Wczesna proza Jarosława Iwaszkiewicza. – Wrocław: Ossolineum, 1977. – 152 s.;
11. Przybylski R. Eros i Tanatos: Proza Jarosława Iwaszkiewicza 1916 – 1938. – Warszawa: Czytelnik, 1970. – 370 s.
|