Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы)
Страницы книги "Афганские встречи и беседы"
Збережено в:
| Дата: | 2006 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2006
|
| Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
| Онлайн доступ: | https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/21755 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) / М.Ф. Слинкин // Культура народов Причерноморья. — 2006. — № 85. — С. 164-171. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-21755 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
nasplib_isofts_kiev_ua-123456789-217552025-02-09T13:59:12Z Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) Слинкин, М.Ф. Страницы книги "Афганские встречи и беседы" Сторінки книги "Афганські зустрічі і бесіди" 2006 Article Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) / М.Ф. Слинкин // Культура народов Причерноморья. — 2006. — № 85. — С. 164-171. — рос. 1562-0808 https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/21755 ru Культура народов Причерноморья application/pdf Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| description |
Страницы книги "Афганские встречи и беседы" |
| format |
Article |
| author |
Слинкин, М.Ф. |
| spellingShingle |
Слинкин, М.Ф. Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) Культура народов Причерноморья |
| author_facet |
Слинкин, М.Ф. |
| author_sort |
Слинкин, М.Ф. |
| title |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) |
| title_short |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) |
| title_full |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) |
| title_fullStr |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) |
| title_full_unstemmed |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) |
| title_sort |
кабульский базар и его обитатели (афганские встречи и беседы) |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2006 |
| url |
https://nasplib.isofts.kiev.ua/handle/123456789/21755 |
| citation_txt |
Кабульский базар и его обитатели (Афганские встречи и беседы) / М.Ф. Слинкин // Культура народов Причерноморья. — 2006. — № 85. — С. 164-171. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT slinkinmf kabulʹskijbazariegoobitateliafganskievstrečiibesedy |
| first_indexed |
2025-11-26T14:53:56Z |
| last_indexed |
2025-11-26T14:53:56Z |
| _version_ |
1849865106751488000 |
| fulltext |
162
СЛИНКИН МИХАИЛ ФИЛАНТЬЕВИЧ – доктор
исторических наук, профессор, заслуженный работник
образования Автономной Республики Крым. Родился 5
декабря 1925 г. в д. Кама, Кондинский район, Ханты-
Мансийский автономный округ, Тюменская область.
Учился на мансийском отделении Ханты-Мансийского
педагогического училища. После окончания военного
училища и получения первичного офицерского звания
принимал участие в Великой Отечественной войне в
качестве командира огневого взвода минометной
батареи. Участник штурма Берлина. В 1956 г. окончил
спецфакультет Военного института иностранных
языков (г. Москва). Владеет английским, персидским и
дари языками. С 1957 по 1990 г. неоднократно
находился в длительных служебных командировках в
Афганистане в качестве старшего переводчика,
старшего референта, политического советника при
высших афганских партийных и государственных деятелях и советника советского по-
сольства в Кабуле. Автор «Русско-дари военного и технического словаря», 10 моногра-
фий и многих научных статей по истории Афганистана и Ирана, а также учебных посо-
бий по персидскому языку. В настоящее время преподает историю стран Среднего Вос-
тока и персидский язык в Таврическом национальном университете им. В.И.Вернадского
(Украина).
ХАДЖИ
163
М.Ф.Слинкин
АФГАНСКИЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ1
ХАДЖИ
Тогда, в начале 60-х годов прошлого века, среди немногочисленного коллектива "шоурави" (советских)
в Кабуле редко кто знал его подлинное имя, хотя мы с ним встречались чуть ли не ежедневно. К нему, поч-
тенных лет, сухонькому, всегда опрятно одетому, с неизменной белой чалмой на голове старичку, все мы
обращались на "вы", уважительно называя "Хаджи-саиб" ("Господин Хаджи"). Титул "хаджи" был им,
впрочем, заслужен многократно: будучи глубоко верующим, поистине правоверным мусульманином и рас-
полагая к тому же немалым достатком, он не раз и не два в своей жизни совершал хадж к святым местам – в
Мекку и Медину. Хаджи, как это и подобает настоящему восточному купцу, в общении с покупателями не-
изменно оставался степенным в своих жестах и манерах, веселым и общительным по натуре человеком. Он
ценил, понимал и принимал в свой адрес доброжелательный юмор и шутку. Так что общаться с ним было
легко и приятно.
Ему была присуща еще одна отличительная черта. Несмотря на свой солидный (видимо, за 70 лет) воз-
раст, его излюбленными темами в разговоре были женщины, их красота и достоинства, а также средневеко-
вая классическая персидская поэзия, которую он знал отменно. Из дружеских бесед с ним мы узнали, что у
него была большая семья, включавшая четырех жен, из которых старшей уже давно перевалило за 50 лет, а
младшей едва исполнилось 16.
Его дукан, где можно было купить практически все продукты питания от мяса до свежих фруктов и
овощей и самую разную мелочь, располагался на набережной реки Кабул, прямо напротив известной сто-
личной соборной мечети "Шах-и Дошамшира". По счастливой случайности заведение Хаджи примыкало
стеной к стене нашего посольства. Видимо, в силу данного обстоятельства большая часть наших соотечест-
венников, в том числе и посольские работники, предпочитали покупать товары первой необходимости
именно у Хаджи. Он этим явно гордился, дорожил и старался не только вежливым и услужливым обхожде-
нием с "шоурави", но и высоким качеством предлагаемого им товара сохранить за собой данную, крайне
доходную, клиентуру.
За нее, однако, Хаджи приходилось вести непрестанную, скрытую и явную "войну" со своими конку-
рентами, прежде всего с непосредственным соседом по торговому ряду. Этот сосед, назовем его Османом, в
каждодневной борьбе за покупателя, особенно того, кто часто навещал Хаджи, не брезговал ничем. Обыч-
но, завидев такого потенциального клиента, он жестом руки настойчиво зазывал его к себе, а когда тот под-
ходил, то, подав свое грузное тело чуть вперед, полушёпотом, чтобы Хаджи не услышал, с укором говорил:
- Что ты все к нему ходишь? Посмотри, какой он сопливый!
Впрочем, к подобного рода неблаговидным приемам нередко прибегал и степенный Хаджи. Встретив-
шись в очередной раз с таким незадачливым клиентом-изменником, он с присущим ему тактом журил по-
следнего, кивая при этом в сторону Османа:
– Ай-ай, как нехорошо, мой дорогой! Зачем ты к нему заходишь? Разве товар у меня хуже? Неужели
тебе нравятся его грязные, потрескавшиеся пятки, в которых давно завелись клопы?
Итак, у Хаджи можно было купить все или почти все. Не гнушался он торговать и запретными для му-
сульманина алкогольными напитками - от спирта, водки и виски до разнообразных, изысканных вин запад-
ного производства. В местной среде того времени среди даров Вакха большой популярностью пользовался
96-градусный спирт ташкентского розлива в стандартных поллитровых бутылках, поставлявшийся в Афга-
нистан через афганскую государственно-частную монополию, как официально считалось, для медицинских
целей. Доступ к этой "медицинской" продукции у Хаджи был довольно широкий: он владел акциями этой
монополии и, ходили слухи, что даже входил в число членов ее правления.
Как-то зайдя к Хаджи, я стал невольным свидетелем его разговора с мужчиной-афганцем:
– Хаджи-саиб, у тебя есть лекарство? – спросил этот посетитель.
Хаджи, посмотрев по сторонам, и убедившись, что, кроме присутствующих, никого нет, утвердительно
кивнул головой и тихим голосом, с подчеркнутой учтивостью спросил:
– Да, конечно. Что изволите, уважаемый?
– 96, – загадочно ответил последний.
Хаджи одобрительно наклонил голову, полез рукой куда-то под сиденье, осторожно достал оттуда бу-
тылку, с поспешностью завернул ее в бумагу и с поклоном вручил покупателю.
На мой наигранно недоуменный вопрос, как же такое деяние и клиента, и продавца согласуется с кано-
нами веры, Хаджи без тени смущения и раскаяния ответствовал:
– Что поделаешь, дорогой? Надо же мне кормить свою семью, да и помогать, по возможности, немощ-
ным, бедным и страждущим. Аллах, да простит нас!
И все же необузданная страсть к наживе иногда крепко подводила Хаджи. В один из дней, забыв на миг
о сохранении своего доброго имени среди иноземных завсегдатаев, он подсунул нашим посольским работ-
никам большую партию далеко не первой свежести продуктов, закупавшихся ими для дипломатического
приема. Наши люди, возмущенные до глубины души такой неблагодарностью Хаджи, объявили ему всеоб-
щий бойкот. Лишившись немалого дохода, он начал метаться, часами ходить вдоль ворот посольства под
бдительным взором афганского полицейского-охранника и, наконец, улучив момент, когда полицейский
1 Продолжение цикла публикаций
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ
164
отвернулся, торопливо подсунул в щель под воротами покаянное письмо. В нем Хаджи каялся в содеянном
и умолял простить ему это прегрешение. Письмо его, в конце концов, возымело действие: бойкот был ми-
лосердно снят. С этого времени Хаджи в общении с нами заметно изменился: в его манерах и поведении,
вместе с прежней приветливостью, появились еще и подчеркнутые элементы подобострастия и угодливо-
сти.
По обыкновению к Хаджи мы заезжали после работы, благо это было по пути. Однажды, где-то в фев-
рале, я в очередной раз заглянул к нему. В это зимнее время на кабульском базаре традиционно, из года в
год, появлялись первые весенние свежие овощи и разнообразная зелень из Пакистана. Увидев зеленый
стручковый горох, я решил побаловать им своего шестилетнего сына. Когда я не спеша, набирал его в по-
данный мне Хаджи кулек и о чем-то беседовал с ним, неожиданно подошла к нам жена моего коллеги по
работе - Надежда Александровна. Она принадлежала к той категории женщин, на которых нельзя было не
обратить внимание. Это была внешне чрезвычайно привлекательная, полнотелая, с длинными черными во-
лосами, с неизменной улыбкой на губах и, несмотря на свою дородность, быстрая в движениях дама. Мы
все в своем небольшом коллективе искренне уважали ее не только за добрый и веселый характер, но и за ее
удивительный голос и талант певицы. Надежда Александровна многие годы выступала на сцене Ленин-
градской оперетты, которую вынуждена была оставить ради мужа-офицера, постоянно кочевавшего по
дальним гарнизонам, а затем волею судьбы оказавшегося в Афганистане.
– Миша, что ты тут делаешь? – спросила она, чуть переводя дух от быстрого шага.
– Да вот хочу угостить своего сына пакистанской экзотикой, - показал я пальцем на корзину с зеленым
горохом.
– Попроси, пожалуйста, Хаджи, чтобы он и мне дал кулек. Хочу также побаловать своего Петьку.
Набирая горох в кульки, мы оживленно о чем-то болтали. Взглянув мимоходом на Хаджи, я обратил
внимание на его напряженную позу и бегающие глаза, которыми он низал то меня, то мою собеседницу.
Заметив мой взгляд, Хаджи наклонился в мою сторону и тихим голосом спросил на языке дари:
– Это что твоя жена?
– Да, конечно, – слукавил я, поняв, что же в ней очаровало Хаджи.
– Бях, бях, бях, – с явной завистью и восхищением заговорил он и, слегка откинув голову назад и набок,
начал прищелкивать языком, затем остановился и после небольшой паузы спросил:
– Чем кормишь?
– Да вот, пожалуй, почти ничем, разве что только горохом, – продолжал я разыгрывать Хаджи.
Старичок, кажется, поверил в мои слова и, посмотрев куда-то поверх моей головы, таинственно заклю-
чил:
– Вот оказывается в чем дело. Буду и я кормить своих жен тем же.
... В середине 60-х годов, когда наше посольство переехало в новый комплекс зданий, построенных на
юго-западной окраине Кабула, а мы поселились на вилле среди торговых рядов Зеленого базара в Шахре-
нау ("Новый город"), наши контакты с Хаджи, к сожалению, прекратились. Однако добрая память об этом
обаятельном человеке, со всеми его достоинствами и слабостями, осталась у всех нас, кто в течение ряда
лет имел приятную возможность общаться с ним.
КАБУЛЬСКИЙ БАЗАР И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Кабульский базар, как, впрочем, и любой другой восточный базар, - зрелище исключительно экзотиче-
ское. Он неизменно удивлял и продолжает удивлять и поражать воображение иностранцев, особенно тех,
кто впервые оказывается в его объятиях, своими яркими красками и диковинными запахами, нескончаемы-
ми шумом, гамом и суетой одних на фоне размеренной степенности других, назойливостью лавочных зазы-
вал и снующих тут и там крикливых лотошников и еще каким-то духом таинственности и загадочности, на-
веянной известными сказками об Али-Бабе и сорока разбойниках. К тому же, что надо выделить особо, ба-
зар на Востоке - не просто место купли-продажи всякой всячины, но и кладезь самой разной информации –
обывательской, криминальной, торгово-экономической, политической, международной и прочей. Базар
здесь – это одновременно и традиционный центр формирования общественного мнения. Так что, попав на
него, неизбежно становишься объектом и субъектом информации и обязательно узнаешь что-то новое,
правда, надо признать, далеко не всегда достоверное, но непременно занимательное и интригующее.
Восточный базар, что следует подчеркнуть, не любит скучных, неразговорчивых людей. Исходя из это-
го неписаного правила, каждый восточный торговец стремится перед клиентом блеснуть своим умом и
красноречием, одновременно ожидая от собеседника того же. Таким вот интересным и широко осведом-
ленным человеком на кабульском базаре был мой старый, еще с конца 50-х годов прошлого века, знакомый,
владелец дукана промышленных товаров, располагавшегося на набережной реки Кабул, невдалеке от новой
городской соборной мечети Пули-Хешти. В нашем кругу мы его звали "И что это такое".
Это прозвище он заслужил тем, что, встречая своих старых знакомых из числа "шоурави" (советских),
он вскидывал в радостном порыве руки вверх и слегка в сторону и приветствовал их по-русски с типичным
восточным акцентом:
–И что ито такое?
Затем, исчерпав этим весь запас русских слов, переходил на язык дари:
– Салам-алейком, мой дорогой! Что же ты так долго не заходил ко мне. Я уже давно храню достойную
КАБУЛЬСКИЙ БАЗАР И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
165
тебя вещичку. Скажу тебе откровенно, ты ее на всем базаре сейчас не найдешь.
После таких слов было просто неудобно не взять предлагаемую "вещичку", хотя, по правде говоря, без
нее ты мог бы свободно обойтись. Тут же подумалось:
– Ай да молодец, "И что это такое"! Тебе, как настоящему восточному купцу, при всем старании не от-
кажешь в хитрости и умении подать и продать любой товар.
Как-то в четверг, в послеполуденные часы, мне снова привелось заглянуть к нему для задушевной бе-
седы. Встреченный им, как обычно, словами "И что ито такое", я удобно расположился в предложенном
мне кресле. Принесли ароматный чай, и мы начали неспешный разговор. Немного осмотревшись в его об-
ширном магазине, переполненном доверху разнообразными товарами, я заметил на прилавке горки акку-
ратно уложенных металлических монет самого разного достоинства - в 5, 2, 1, 0,5 и 0,25 афгани. "И что это
такое", уловив мой недоуменный взгляд, пояснил:
– Дорогой мой, сегодня четверг, предвыходной день недели. А согласно исламской традиции, в этот
день, после полуденного намаза, подача милостыни бедным и нищим обязательна для каждого истинного,
обладающего достатком мусульманина.
Не прошло и нескольких минут, как в дукан робко вошла сгорбленная старушка с откинутой на голове
чадрой и, что-то бормоча, протянула хозяину дукана сухонькую, дрожащую руку. Тот, взяв из стопки не-
сколько самих мелких монет, безучастно сунул их в руку старушки и повелительным взмахом ладони пока-
зал ей на дверь.
Неожиданно нашу беседу прервал непонятный шум на улице и нечленораздельные выкрики "Алла-
акбар". В тот же момент в дукан буквально влетел дервиш-маланг, явно обкуренный наркотиком. Весь его
вид – налитые злобой и неистовством глаза, всклокоченные, немытые волосы на голове и бороде, устра-
шающе торчащий на плече железный дервишеский топорик, придерживаемый одной рукой, а в другой –
висевшая на проволоке консервная жестяная банка с тлеющей в ней рутой – внушал оторопь и предчувст-
вие чего-то зловеще неожиданного.
Дервиш без поклона, требовательно протянул руку лавочнику, бросив одновременно неодобрительный
взгляд на меня. "И что это такое" засуетился, быстро взял пригоршню самых крупных монет и с подчеркну-
той учтивостью протянул их дервишу. Последний рывком взял монеты, не выказав при этом и тени благо-
дарности, и быстро вышел из дукана, выкрикивая "Алла-акбар" и еще что-то трудно понимаемое.
Немного придя в себя от увиденного, я задал вопрос приунывшему собеседнику:
– Что же ты так много дал дервишу, а вот старушке ...?
– Дорогой мой, – со вздохом ответил он, – ты, видимо, не знаешь наших дервишей-малангов. Если бы я
ему дал, избави Бог, как старушке, то он бы разнес в пух и прах весь мой дукан. И еще, слава Аллаху, что
он не признал в тебе неверного. Тогда определенно нам бы с тобой не поздоровилось. Маланг – фигура не-
предсказуемая. Его ни при каких обстоятельствах не следует провоцировать. Вот в чем дело.
Мой друг был абсолютно прав. Дервишеское братство малангов –нищенствующих мусульманских бро-
дячих аскетов-мистиков – снискало в Афганистане дурную славу и своим поведением, и как курильщики
опиума и особенно чарса, который они называют "травкой маланга". Маланги тесно связаны с суфийским
орденом кадирийя и считают себя "малангами пир-саиба", то есть Сеида Ахмада Гилани, главы этого орде-
на в стране. Следует заметить, что орден кадирийя появился в Афганистане еще в ХVII в. и ныне объединя-
ет в своих рядах заметную часть афганского общества.
Дервиши-маланги, численность которых в настоящее время в Афганистане составляет несколько тысяч
человек, обитают преимущественно в Кабуле, в районе Чандавуль (в трущобах "старого города"), где при
всех правящих режимах открыто функционировали многочисленные опиекурильни. Их завсегдатаями не-
изменно были маланги. В темное время суток они нередко нападали на случайных прохожих и грабили их,
за что и получили в народе прозвище "леопарды в шкуре маланга".
Население страны испытывает перед ними чувство страха. При их виде мужчины расступаются и отхо-
дят в сторону, а суеверные женщины, боясь их дурного глаза, отворачиваются и закрывают лицо платком
или ладонью руки. Что касается консервативно-клерикальных сил страны, то они во все времена использо-
вали дервишей-малангов в своих корыстных интересах для оказания давления на правящие круги и дискре-
дитации неугодных влиятельных должностных лиц. В 50-70-х годах прошлого века, к примеру, дервиши-
маланги широко привлекались для очернения проводившихся "сверху" демократических реформ и преобра-
зований.
Мне запомнились и некоторые другие встречи на кабульском базаре, особенно в районе Турабас-хан (в
нашем обиходе - "Зеленый базар"), где одно время привелось вместе с семьей проживать. Там-то судьба и
свела меня с коренным кабульцем, индусом по конфессиональной и, как принято в Афганистане, нацио-
нальной принадлежности.
Его мы называли "Индус". В течение более чем 30 лет, приезжая время от времени в Кабул на дли-
тельные сроки по служебным делам, мне приходилось с немалым удивлением наблюдать за его неспешным
восхождением по социальной и имущественной лестнице от мелкого, заурядного торговца до весьма круп-
ного, процветающего коммерсанта. К 80-м годам XX в. он уже владел на Зеленом базаре столицы шикар-
ным торговым заведением в два этажа с большим штатом работников. В это время он сам сидел уже не за
прилавком, как это было прежде, а рядом с кассой, за большим канцелярским столом, попивая чай и ра-
душно встречая и провожая посетителей.
Это был удивительный по складу ума, манерам поведения и характеру человек. Его отличали высокая
образованность и интеллигентность, общительность и чувство собственного достоинства, широкие связи в
деловых и официальных кругах столицы, глубокое знание жизни и настроений афганского общества и, ес-
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ
166
тественно, индусской общины в Афганистане. Впрочем, ему, как типичному представителю восточного ба-
зара, не были чужды в торговых делах разного рода лукавства и ухищрения.
Чтобы не создавать у него каких-либо иллюзий насчет целей своего визита к нему, я почти всякий раз,
заходя в его магазин, повторял после взаимных приветствий одну и ту же стандартную фразу:
– Дорогой, сегодня, как это часто бывает, я не намерен что-либо покупать у тебя. Если не возражаешь,
мне хотелось бы поболтать с тобой о том о сём.
В ответ он, согласно кивая головой и предлагая стул, с неизменной любезностью, шутливо спрашивал:
– Тебе, уважаемый, что: чай, кофе? А может быть, что-нибудь покрепче, как это водится у вас, у рус-
ских? – При этом он хитро улыбался, так как прекрасно знал, что его гость категорически и уже давно не
употребляет "что-нибудь покрепче".
– Да, разумеется, – отвечал я в заданном им тоне, – не откажусь от чего-нибудь покрепче ..., например,
кофе.
Чаще всего задавать характер и направленность беседы приходилось мне. Как востоковеда по образо-
ванию и профессии, меня интересовали больше всего всесторонне известные моему знакомому особенно-
сти быта, семейных и внутриобщинных отношений индусов, их культовые обряды и повседневные ритуа-
лы, уходящие своими корнями в далекую ведическую культуру. На сей раз речь у нас зашла об индусской
вегетарианской кухне. В тот момент к нам присоединился только что пришедший из школы сын хозяина
магазина, мальчик лет 10-12. Услышав наш разговор, он со вздохом сожаления сказал:
– А мне уже не дают яйцо всмятку, поскольку я стал большой. А я их так люблю...
В ходе беседы хозяин магазина как-то неожиданно наклонился к моему уху и зачем-то вполголоса про-
говорил:
– Знаешь, дорогой, на днях я вернулся из Германии и привез оттуда два чудных шерстяных свитера:
один – для товариша Бабрака Кармаля, а другой – для тебя лично. Сказывают, что Кармалю он очень по-
нравился.
По знаку хозяина его тут же принесли. Действительно, свитер был отменного качества и даже моего
роста. Причин для отказа брать "чудную" вещь у меня не нашлось: нельзя же было демонстративно отвер-
гать то, что понравилось самому афганскому лидеру. Однако тогда меня крайне удивила не столько хит-
рость Индуса, сколько то, что он, оказывается, знает обо мне гораздо больше, чем я мог предполагать, в ча-
стности о факте моей работы в высших правительственных кругах Афганистана и о моем личном знакомст-
ве с Кармалем.
Позже мне привелось побывать в гостя у Индуса. В его доме изумляло буквально все: и особая, прямо
стерильная чистота, и изысканный домашний уют, и воздух, напоенный ароматами каких-то диковинных
цветов, и стол, богато накрытый разнообразными блюдами вегетарианской пищи. Но главная для меня, ев-
разийца, новость заключалась, пожалуй, в рассказах гостеприимного хозяина о повседневных ритуалах и
традициях индусов с подъема до отхода ко сну. Он поведал, что истинный последователь индуизма встает с
постели до восхода солнца и обязательно на правую ногу, читает краткую утреннюю молитву, а затем от-
правляет естественные надобности с непременным омовением. При этом женщины должны вставать рань-
ше мужчин и совершать до их пробуждения все гигиенические потребности человека, чтобы потом встре-
тить мужчин чистыми и омытыми. Хозяин особо подчеркнул, что индусская ритуальная практика категори-
чески запрещает брать пищу и даже притрагиваться к ней левой рукой. Левая рука у индусов, как, впрочем,
и у мусульман, считается нечистой, так как только ею, по религиозной традиции, совершается подмывание
после отправления естественных надобностей.
Профессиональный интерес к Востоку свел меня с еще одним выходцем из Индии, сикхом по религи-
озной принадлежности, владельцем солидной аптеки, располагавшейся в центре афганской столицы, по со-
седству с площадью Пуштунистана и соборной мечетью Пули-Хешти. Проходя как-то мимо его заведения
(a случилось это в далеком 1957 году), я заметил за его широким, во всю стену, окном, рядом с образцами
разных лекарств также и книги, в том числе и персидские словари. Последнее обстоятельство, естественно,
не могло не привлечь к себе мое внимание. Войдя в аптеку, я поздоровался с ее хозяином, человеком лет
35-40, восседавшим за массивным стеклянным барьером.
– Добро пожаловать, уважаемый! – приветствовал он мня на чистейшем языке дари. - Какие заботы и
нужды привели вас ко мне?
– К счастью, бог милостив, не ради лекарств. Мне пока грешно жаловаться на здоровье, – ответил я,
внимательно разглядывая характерный для сикхов его роскошный тюрбан и тщательно ухоженную и уб-
ранную под подбородком бороду. – Меня заинтересовали ваши, выстеленные на витрине персидские слова-
ри.
– О, да! – прищелкивая языком, заметил он. – Это – прекрасные словари. К примеру, вот этот недавно
поступивший из Ирана толковый словарь персидского языка Хасана Омида.
Меня, как переводчика, не надо было убеждать в ценности такого рода словарей. Немедля заплатив на-
званную сумму, я стал обладателем самого первого издания этого словаря, получившего в дальнейшем ши-
рокую известность как в Иране, так и за рубежом. Радуясь неожиданной удаче, я представился и спросил
хозяина аптеки:
– Как мне вас называть, уважаемый?
– Зовите меня просто – Сингх.
Вот так состоялось наша первая, но далеко не последняя встреча. В последующем мне приходилось не
раз бывать у него. Он рассказывал много интересного об основах веры сикхов, их образе жизни, морально-
КАБУЛЬСКИЙ БАЗАР И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
167
нравственных принципах и ценностях, взаимоотношениях внутри своей общины и с представителями дру-
гих конфессий, а также и о проблемах существования их религиозного меньшинства в мусульманской стра-
не. Слушая его, мне показалось, что сикхи Афганистана, ведя, как правило, обособленный, замкнутый образ
жизни и занимаясь всецело бизнесом без какого-либо активного вторжения в политику, именно этим сни-
скали к себе лояльность местных властей и обеспечили таким образом в общем-то чужой для них стране
довольно комфортные условия жизни своей общины. В определенной мере этому, видимо, содействовали и
основные постулаты сикхизма, идентичные исламу: единобожие, проповедь братства и равенства людей,
веротерпимость, осуждение кастовости, идолопоклонства и национальной исключительности. Правда, есть
у сикхов и свои, характерные только для них особенности, которые, однако, делают их в глазах иноверцев,
в частности мусульман, никак не врагами, а просто другими. Как известно, мужчины-сикхи, в отличие от
приверженцев других религий, обязаны носить тюрбан, не стричь волосы на голове и бороде, постоянно
иметь при себе три стальных предмета: меч, гребенку и браслет.
Сикху, по канонам его веры, не возбраняется употребление спиртных напитков. Мой знакомый, надо
признать, был большим поклонником Бахуса. Нередко, касаясь в разговорах этой темы, он как-то оживлял-
ся и демонстрировал глубокие познания в достоинствах и недостатках того или иного зелья местного и за-
морского производства. При этом мне всегда почему-то казалось, что все это он говорит исключительно ра-
ди меня, из лести к русским, изобретателям знаменитой водки, о которых в мире сложился устойчивый сте-
реотип представлений как о заядлых и непревзойденных любителях "святой водицы".
Однажды, зайдя к нему в очередной раз, я увидел его сидящим с опущенной к столу головой, каким-то
подавленным и явно нездоровым.
– Что случилось, дорогой? – участливо спросил я.
– Да вот вчера у нас с друзьями была вечеринка. И я хватил лишнего, – хватаясь за голову обеими ру-
ками тихо ответил он.
– Что же ты, прости за любопытство, пил?
– Как всегда этот злополучный арак. Будь он неладен!
После этих слов все стало яснее ясного. От употребления данного напитка, называемого в нашем кругу
"кишмишовкой", редко у кого-нибудь из пьющих не раскалывается голова. Кишмишовка – самогон самой
худшей пробы, в который его изготовители для вкуса обычно добавляют различные ароматические вещест-
ва, а для крепости еще и карбид.
– Вай, вай, дорогой! Разве ты не знаешь, как арак готовят здешние базарные дельцы? – задал я ритори-
ческий вопрос. – У тебя же, посмотри, так много чистейшего спирта ташкентского производства.
– Что ты говоришь? Он же дорогой! – пожав плечами, искренне удивился Сингх.
У меня не нашлось аргументов для возражения: по-своему он был прав. Деньги в бизнесе порой быва-
ют дороже здоровья.
... Апрель-май 1970 г. В эти дни в афганской столице сложилась крайне тревожная обстановка. Консер-
вативно-клерикальные круги, недовольные политикой правительства и прежде всего его мерами по демо-
кратизации общественно-политической жизни страны, а также начавшимся широким празднованием сто-
личными левыми организациями 100-летия со дня рождения В.И.Ленина, предприняли попытку нанести
удар по прогрессивно настроенным силам, чье влияние и популярность в Афганистане росли год от года,
чтобы устранить их из политической жизни общества и одновременно заставить правящую монархическую
верхушку отказаться от планов проведения намеченных демократических реформ и преобразований. С этой
целью воинствующие клерикалы создали "Комитет, ответственный за дела ислама". По его призыву в по-
следней декаде апреля в Кабул из разных районов страны, главным образом из южных и восточных про-
винций, прибыло не менее полутора тысяч мулл. Они сразу же приступили к проведению массовых сборищ
в столичной соборной мечети Пули-Хешти, привлекая на свою сторону фанатично настроенную часть го-
рожан и деклассированные элементы. Ежедневно при их участии, в сопровождении многочисленных поли-
цейских устраивались шествия по центральным улицам столицы. В течение первых дней духовенство вы-
работало более десятка требований к правительству и в ультимативной форме предписало ему незамедли-
тельно выполнить их. Главными из них были: запретить выпуск газеты левых взглядов "Парчам" и наказать
ее издателей; не допускать проникновения в страну коммунистических идей; запретить ношение женщина-
ми мини-юбок и брюк-клеш молодыми людьми и предписать гражданам обязательное ношение традицион-
ной национальной одежды; наложить строжайший запрет на демонстрацию иностранных фильмов, показы-
вающих обнаженных женщин; уволить всех женщин из государственных учреждений и предоставить рабо-
ту мужчинам – кормильцам семей.
К середине мая власти Афганистана стали терять контроль над ситуацией в столице. "Улица" оказалась
почти полностью в руках нелояльных правительству духовных авторитетов. В один из таких дней, пренеб-
регнув советами афганских друзей не появляться в центре города по соображениям безопасности, мне при-
шлось проезжать мимо мечети Пули-Хешти, где в тот момент митинговали тысячи людей. К несчастью,
мотор заглох. Поскольку сидеть в машине, на глазах экзальтированной толпы было рискованно, я поспешил
искать временное "убежище" у находившегося поблизости Сингха, пока шофер-афганец не отремонтирует
машину. При виде растерянного хозяина аптеки я понял, что он очень озабочен по поводу всего происхо-
дящего в городе. И, как оказалось, было отчего. Сингх показал мне листовку устроителей шабаша в столи-
це, отпечатанную типографским способом на языке дари. При беглом ее чтении стало очевидным, что ду-
ховные лидеры уже не ограничиваются выпадами против левых сил страны, а направляют свой главный
удар против правящих монархических кругов. В листовке, в частности, утверждалось, что "правительства
Афганистана создают благоприятные условия для деятельности продажных группировок и плечом к плечу
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДИ
168
с ними выступают против ислама и религиозного движения". Она заканчивалась призывом к верующим и
весьма оригинальными лозунгами:
"Люди! Если вам действительно дороги судьбы ислама и народа, если вы не хотите свое честное имя и
бесценную кровь обменять на образ мыслей, купленный на грязном рынке восточного империализма, ста-
новитесь в ряды сторонников священной религии и поднимайтесь на священную войну против всех обще-
ственных пороков и антиисламских элементов!
Долой сторонников ленинизма!
Долой эксплуатацию Востока и западный империализм!
Смерть шпионам социал-империализма!
Смерть шпионам США и русского ГПУ!"
После опубликования данной листовки правящие круги Афганистана, опасаясь, как бы дальнейшее
развитие событий не привело к открытому антиправительственному мятежу, приказали войскам и полиции
вывезти из столицы в ночь с 24 на 25 мая всех мулл, которые прибыли сюда из других провинций, и пре-
кратили, таким образом, их сборища, митинги и шествия по городским улицам.
Не достигнув своих целей путем массовых действий, религиозные экстремисты перешли к актам наси-
лия и запугиванию тех, кто, по их взглядам, нарушал моральные устои и предписания ислама. В Кабуле в то
время было отмечено много случаев, когда подростки, подстрекаемые их клерикальными наставниками, с
помощью пульверизаторов обрызгивали серной кислотой открытые части тела женщин и девушек, появ-
лявшихся на улицах города в европейском платье. Многие из них были госпитализированы. Досталось,
впрочем, и королю. В Джалалабаде наэлектризованная духовниками толпа горожан и жителей окрестных
деревень, бесчинствуя и сметая все на своем пути к центру города, ворвалась в кинотеатр, сорвала со стены
большой портрет монарха и под неистовые крики "Король – кафир!" разорвала его в клочья. А на кабуль-
ские улицы была выпущена рыжая собака, на бритой голове которой кровью было написано "Захир-шax".
На потеху обывателей базара полицейские долго гонялись за бездомным псом, пока его не поймали.
При беглом взгляде кабульский базар предстает крайне хаотичным и в любое время года каким-то не-
ухоженным. Но если присмотреться к нему повнимательнее, то нельзя не заметить его внутреннюю, строго
выдержанную самоорганизацию, его, пришедшую из глубины веков, цеховую структуру во главе со своими
старейшинами – халифе. В соответствии с древними традициями, весь город поделен на множество цехо-
вых рядов – булочников, кондитеров, бакалейщиков, мясников, медников, жестянщиков, сапожников,
портняжных дел мастеров, книготорговцев и пр., и пр. Причем каждый из этих рядов может занимать пере-
улок, улицу или даже целый городской квартал. В них действуют свой негласный устав, свои незыблемые
деловые и этические нормы и правила поведения, обязательные не только для местного люда, но и в неко-
торой степени даже для иностранцев. Хотя, надо оговориться, последним многие их огрехи, если они не за-
девают национальное и религиозное достоинство хозяев базара, великодушно прощают.
Все же порой незнание и неучет многих условностей, бытующих на восточном базаре, сопряжено с
риском попасть в весьма неловкое, щекотливое положение. Памятуя об этом, прежде чем отправиться на
базар с целью приобретения для личной библиотеки священной книги мусульман - Корана, я был любезно
посвящен моими друзьями-афганцами в кое-какие тонкости на сей счет. В частности, они рассказали мне,
что в исламском мире самыми престижными считаются экземпляры Корана, изданные в богословских цен-
трах Каира, Лахора и Тегерана; что при покупке этой книги недопустимо торговаться по поводу его цены;
что подавать и принимать Коран предписывается исключительно обеими руками (но ни в коей мере одной
рукой, даже правой); что совершенно неприемлемо спрашивать, сколько он стоит. В последнем случае не-
замедлительно последует категорический ответ:
– Коран - священная книга. Она бесценна и не продается.
Чтобы избежать подобной неприятной ситуации, принято использовать другую вербальную формулу:
– Будьте любезны, скажите, сколько полагается с меня за этот драгоценный подарок?
Итак, вооружившись минимумом знаний по поводу базарного этикета, я отправился на знаменитый ка-
бульский книжный ряд, расположенный между столичной соборной мечетью Пули-Хешти и центральным
городским проспектом Майвандом. В плотной веренице лавок мое внимание привлекла одна из них, где на
возвышении, в окружении книжных полок восседал седовласый, благопристойного вида старичок, с акку-
ратно подстриженной бородкой, в белой чалме на голове и неизменной в таком почтенном возрасте расши-
той растительным орнаментом жилетке, надетой поверх белой рубашки.
– Салам-алейком, баба-джан, – поздоровался я и слегка поклонился в его сторону.
– Алейком ос-салам, уважаемый, – ответствовал он, наклонив голову и прижимая правую руку к груди.
– Что изволите? Я к вашим услугам.
– Мне хотелось бы иметь священный Коран, желательно каирского, лахорского или же тегеранского
издания.
– Да поможет вам Аллах в ваших исканиях! У меня есть в наличии священная книга, изданная в Лахоре.
– Могу ли посмотреть ее? – попросил я.
Старичок явно смутился, развел руками, видимо, заподозрив во мне иностранца, а, может быть, и кафи-
ра, затем обратился к стоявшему рядом мальчику на побегушках:
– Быстро сбегай к халифе и спроси, можно ли священный Коран подарить иностранцу?
Через две-три минуты запыхавшийся мальчуган возвратился и, кивнув в мою сторону, сказал:
– Халифе говорит, что можно.
Посмотрев предложенный мне томик Корана и уточнив, во сколько мне обойдется этот дар, я вручил
старичку означенную сумму, которую он, не считая, положил в находившийся перед ним деревянный ящи-
КАБУЛЬСКИЙ БАЗАР И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
169
чек. Вслед за этим он взял обеими руками лежавший на прилавке Коран и, слегка наклонив голову, прило
жил его ко лбу, затем к губам и сердцу и лишь после этого с поклоном протянул подарок мне. Подо-
бающим образом, соблюдая принятые в этом случае этикетные нормы, принял дар и я. При этом мне ис-
кренне хотелось всеми своими жестами и поведением рассеять возникшие было у благочестивого старичка
сомнения относительно моей персоны.
...Крылатая фраза "Восток – дело тонкое" из известного советского кинофильма стала уже хрестома-
тийной. Мне думается, многие из представителей Запада, так или иначе соприкасавшиеся с Востоком, мо-
гут подтвердить эту непреложную истину тысячами ярких примеров, Им, воспитанным в духе западных
ценностей, особенно бросаются в глаза своеобразный уклад жизни и образ мысли восточных людей, их
обычаи и традиции и, главное, их самобытная культура, пришедшая из глубины веков, которую они (люди
Востока), независимо от своего социального статуса и уровня грамотности, бережно сохраняют и которой
заслуженно гордятся как своим величайшим историческим достоянием.
В связи со сказанным мне вспоминаются встречи и беседы с простым, ремесленным людом кабульско-
го базара. В те годы, собирая лексику и терминологию для русско-дари технического словаря, мне приве-
лось посетить многие мастерские и кустарные производства города. Именно там я ощутил особую "восточ-
ность" Востока. В их числе была и сапожная мастерская, располагавшаяся тогда на оживленной улице под
названием "Велаяте Кабул".
Следует заметить, афганские сапожники издавна славились своим мастерством не только внутри стра-
ны, но и за ее пределами, в частности в Средней Азии и Индии. И в наше время сшитая ими обувь отлича-
лась изяществом и прочностью, не уступая своим качеством подобным образцам западного машинного
производства. Отсюда не случайно, что услугами афганских сапожных дел мастеров широко пользовались
избалованные западные ревнители модной обуви, проживавшие в Кабуле.
В упомянутой сапожной мастерской, среди десятка ее умельцев уже с первого взгляда обращал на себя
внимание посетителей интеллигентного вида мастер, назвавшийся при встрече Махмудом. Это был средних
лет, лысый во всю голову мужчина, восседавший на ремесленном столе с поджатыми под себя ногами. С
детства отданный родителями в ученики к сапожнику он со временем вырос до мастера-виртуоза своего де-
ла. При всем своем мастерстве он не сумел накопить денег, чтобы обзавестись семьей. Махмуд, по его рас-
сказам, ни дня не учился в школе и не умел ни читать и ни писать. Однако у меня язык не поворачивается
сказать, что он был неграмотным.
Скажу сразу: я никогда не встречал среди образованных людей в этой стране, даже имевших высшее
образование и удостоенных ученых степеней, кто бы, подобно Махмуду, знал наизусть так много из произ-
ведений классиков средневековой персидской литературы. В разговоре он то и дело пересыпал свою речь
афоризмами, пословицами, поговорками, изречениями известных духовных и светских авторитетов и ссыл-
ками на исторические прецеденты из жизни последних. Особенно часто и с каким-то вдохновением он ци-
тировал знаменитых на Востоке средневековых поэтов.
Общение с Махмудом всегда было интересным и поучительным. Чтобы направить ход беседы в опре-
деленное русло, я предварительно, перед посещением мастерской готовил для "затравки" какой-нибудь от-
рывок из произведений персидских классиков. Кроме того, памятуя, что искренняя беседа на Востоке не
может обходиться без чаепития со сладостями, обязательно брал с собой большой кулек с конфетами мос-
ковских фабрик, обычно карамель, которой, как мне показалось, простые люди Кабула за чашкой чая отда-
ют предпочтение перед шоколадными конфетами.
Наши беседы начинались, как правило, стандартно. Войдя в мастерскую и поприветствовав всех при-
сутствовавших в ней, я доставал кулек с конфетами и говорил:
– Сладости – мои, а вот чай – ваш. Не возражаете? Получив утвердительный ответ и поговорив о том о
сем, пока разливали чай, я, уловив удобный момент, переходил к "заготовке":
– Как-то на днях мне в руки попал томик дивана Хафиза. Как оказалось, он из всех женщин-красавиц
выделял турчанок. Вы, конечно, помните его газель:
О, если та ширазская турчанка моим захочет сердцем обладать,
Не поскуплюсь за родинку на щечке ей Бухару и Самарканд отдать.
Махмуд тут же самозабвенно стал читать продолжение этой газели:
Дай вина! До дна! О кравчий! Ведь в раю уже не будет
Мусаллы садов роскошных и потоков Рукнабада.
(примеч. авт.: Мусалла - загородный сад в Ширазе; Рукнабад - ис-
точник вблизи Шираза)
Прочитав газель до конца, Махмуд, обращаясь ко мне, лукаво, с некоторой долей ехидства спросил:
– Дорогой, а знаешь ли ты, что та турчанка, вскружившая голову непутевому Хафизу, была родом не из
Шираза?
Не дав мне ответить на заданный вопрос, он сослался на слова самого поэта и прочитал два бейта из его
другой газели:
Ты скажешь нам: "Турчанку ту я знаю хорошо.
Из Самарканда род ее!" Но ты ошибся, брат:
Та девушка вошла в меня из строчки Рудаки:
"Ручей Мульяна к нам несет той девы аромат".
(примеч. авт.: Мульян - ручей в Бухаре)
– Как видишь, – заключил Махмуд, – та турчанка "с родинкой на щечке" была вовсе не из Шираза, а из
Бухары.
Как я заметил, у Махмуда, выходца из Герата, большой любовью пользовались, кроме Хафиза, еще и
хорасанец Омар Хайям и гератец Абдуррахман Джами, к крылатым словам которых он часто обращался
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ
170
для подтверждения своих мыслей. Так, однажды, когда я восхитился сработанной им обувью, он немедля, с
присущим ему достоинством привел слова своего гератского земляка:
Не тот мужчина, кто бренчит набитым кошельком,
Мужчина тот, кто знаменит отвагой и трудом.
И тут же, без паузы перешел к Хайяму, делая при чтении ударение на словах "труд" и "польза":
Послушай, юноша, что старец произносит –
Он только суть одну тебя постигнуть просит:
Не должен ты дружить с безграмотным невеждой,
Не должен труд вершить, что пользы не приносит.
Однако, слушая образную речь Махмуда, нельзя было не заметить, что у него в особом почете были со-
циальные, гуманистические и вольнолюбивые мотивы поэзии Хафиза, Саади, Хайяма и др. Читал он их с
подчеркнутым упоением, особенно Хайяма:
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями.
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
Мой собеседник, рассуждая о бренности жизни на этом свете, для подтверждения своих взглядов часто
обращался к четверостишиям Хайяма, в которых осуждались человеческие пороки, в особенности прегре-
шения служителей культа. Вот одно из хаямовских четверостиший, однажды прочитанное Махмудом:
Я презираю лживых, лицемерных
Молитвенников сих, ослов презренных.
Они же, под завесой благочестья,
Торгуют верой хуже всех неверных.
Такой сарказм и категоричность, исходившие из уст глубоко верующего человека, показались мне
крайне удивительными, что и заставило спросить Махмуда:
– Махмуд-джан, неужели все духовные лица такие?
– Нет, конечно же, не все. Но у нас, в народе, о них принято говорить: "Поступай так, как говорит мул-
ла, но не делай так, как поступает он".
При этих словах мне подумалось, что и в других религиях, в частности в православии, восприятие ду-
ховных лиц также далеко не адекватное. Широко известно, что многие из них в народной памяти и в произ-
ведениях русской литературы предстают, как правило, в образе лицемеров, пьяниц, чревоугодников, мра-
кобесов, интеллектуально ущербных особ, но никак не безукоризненных праведников.
Махмуд, безусловно, был незаурядным человеком. Вместе с тем, надо признать, он не являлся каким-то
исключением. На Востоке образность мышления и богатство речи, подкрепленное ссылками на народную
мудрость и крылатые выражения классиков национальной литературы – явление довольно распространен-
ное среди умудренных жизненным опытом людей. Это особенно характерно для представителей социаль-
ных низов. В беседах с Махмудом меня никогда не покидала мысль, что он при его цепкой памяти и высо-
ких умственных способностях мог бы достичь высокого положения в обществе, если бы не бедность, ли-
шившая его возможности получить образование.
Много лет спустя мне пришлось встретить на кабульском базаре бывшего, к тому времени разоривше-
гося хозяина сапожной мастерской. В ходе разговора я не упустил случая спросить его:
– Где же сейчас и чем занимается Махмуд?
Мой старый знакомый глубоко вздохнул и, не скрывая сожаления, тихо ответил:
– Он еще в конце 70-х годов ушел к моджахедам. И, как сказывают, погиб где-то в горах.
Потрясенный услышанным и немного придя в себя, я подумал, что иное в судьбе Махмуда вряд ли
можно было предугадать. Ему, фанатично верующему мусульманину, не случайно оказались гораздо ближе
призывы религиозных экстремистов, нежели демократически окрашенные, но малопонятные при всей их
красивости лозунги местных левых демократов и либералов о свободе, равенстве и братстве. Такова, к со-
жалению, проза жизни.
В свое время на кабульском базаре известностью, особенно у иностранцев, пользовалась мужская па-
рикмахерская (сальмани), расположенная в центральной части города, напротив красивейшей столичной
мечети Хаджи Якуба (другое ее название – "Масджеде-Шерпур"; в кругу иностранцев ее чаще всего назы-
вали "Голубой мечетью"). Постоянно посещая эту парикмахерскую в течение более чем 40 лет (с переры-
вами между командировками), нельзя было не заметить разительные перемены в ее облике, убранстве и
размерах. Если на первых порах она ютилась в маленькой комнатушке с одним всего-то креслом для клиен-
та, то по прошествии примерно двух десятков лет это был уже шикарный, большой и светлый салон, в ко-
тором трудились несколько мастеров. Сам же хозяин, немного постарев, теперь уже предпочитал обслужи-
вать только избранных – своих старых знакомых и высокопоставленных особ.
Замечу, что во все времена его сальмани редко когда пустовала. Клиентов она привлекала своей без-
укоризненной чистотой и уютом, профессионализмом ее мастера-хозяина и, несомненно, его типично вос-
точной приветливостью. Делал он свое дело, не спеша, с подчеркнутой тщательностью и радением. Одно-
временно он почти безумолку что-то рассказывал тихим голосом. Чаще всего предметом его повествований
были светские, базарные, новости и слухи. Слушая его, приходилось подчас поражаться его осведомленно-
сти о событиях в городе, стране и мире. И так продолжалось не менее часа. Заранее зная об этом, направля-
ясь к нему, надо было обязательно иметь в запасе минимум полтора-два часа времени.
Однако его чародейство не заканчивалось только прической. По ее завершении он внимательно осмат-
ривал со всех сторон плоды своего труда и, убедившись в добротности содеянного, осторожно поворачивал
КАБУЛЬСКИЙ БАЗАР И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
171
кресло к себе, низко наклонялся к клиенту и, смотря ему прямо в глаза, каким-то таинственным голосом,
учтиво опрашивал:
– Можно ли, дорогой, поправить твои усы?
Получив утвердительный ответ и выбрав нужные ему ножницы среди множества находившихся на сто-
ле инструментов, он начинал неторопливо священнодействовать над моими усами. Такое трепетное отно-
шение к данному мужскому "аксессуару" было вполне объяснимым. Поступая именно так, Мастер явно ру-
ководствовался не столько профессиональными этическими нормами, сколько неписаными законами адата.
Как известно, согласно этим законам, если кто-либо преднамеренно схватит другого за усы и бороду, то та-
кое действие рассматривается как грубейшее оскорбление чести и достоинства мужчины и карается штра-
фом до 90 кабульских рупий (в начале 80-х гг. XX в. это составляло по официальному курсу около 1500
долларов США).
Наступало время расчета за оказанную услугу. Хотя я заранее знал ответ Мастера, тем не менее, глядя в
зеркало и с восхищением оценивая его труды, ради приличия спрашивал:
– Чем я обязан, дорогой халифа, за такую прекрасную работу?
– Ничего не стоит! – всегда стандартно отвечал он. – Сколько изволите, любезный. Для тебя лично
можно и даром.
Уточнять далее размер платы не имело смысла, да и в общем-то представлялось неэтичным. Достав из
кармана несколько банкнот высокого достоинства, я с выражением благодарности передавал их халифе.
Тот со словом "спасибо" и низким поклоном, не пересчитывая, равнодушно клал их в ящик стола. Проща-
ясь, он неизменно говорил:
– Да хранит тебя Бог! Когда понадобится, обязательно приходи ко мне. Я всегда рад видеть тебя!
Рассказ о кабульском базаре будет неполным, если не упомянуть об афганских кочевниках, которые
дважды в год – ранней весной и поздней осенью – традиционно проходят по столичным улицам, внося этим
заметное оживление в веками устоявшуюся рутинную городскую жизнь.
О их появлении в окрестностях города, как правило, извещают в одночасье заполняющие буквально
весь базар лепешки свежей брынзы, завернутые в невесть откуда взятые большие зеленые листья. Через
две-три недели, с наступлением теплых весенних дней, кочевники со своими стадами вступают в город, на-
правляясь на сочные пастбища на склонах Гиндукуша. И всякий раз, из года в год, их горделивые шествия
по улицам столицы неизменно воспринимаются горожанами как зрелище экстраординарное, сенсационное.
Нельзя не заметить, что и сами кочевники остро чувствуют повышенное внимание к себе. В связи с этим
они не упускают случая всем своим видом бросить вызов чуждому им оседлому образу жизни и продемон-
стрировать перед последним свою свободу и чувство собственного достоинства, самоуверенность в себе,
воинственность и отвагу, гордость своим независимым положением.
Особенно восхищают городских обывателей стройные, не лишенные внешнего обаяния бронзоволицые
женщины-кочевницы, не признающие узаконенной исламом закрытости (т.е. обязательного ношения чад-
ры). В своем поведении они совершенно раскованны и каждым своим шагом показывают не только свое
равенство с мужчинами, но и еще определенное превосходство над ними.
Осознавая пристальный интерес к себе со стороны оседлых жителей, кочевники стараются всеми сила-
ми придать своему прохождению по городским улицам торжественный, зрелищный характер. К этому они
заранее тщательно готовятся: мужчины бреют бороды, оставляя не тронутыми пышные черные усы, наде-
вают праздничную национальную одежду, начищают до блеска огнестрельное и холодное оружие, аккурат-
но укладывают на вьючных животных свой нехитрый скарб.
По заведенной веками традиции, впереди кочевого каравана, вслед за мужчиной-главой клана, как пра-
вило, шествует одна из женщин-кочевниц, с вызывающе открытым для ортодоксов ислама лицом, одетая в
разноцветное платье, где преобладают малиновые, красные и черные тона, с неизменной горкой металличе-
ской посуды на голове. За ней семенит отара коз и овец и далее тянется цепочка неспешных верблюдов и
осликов. Среди нагруженных на них пожитков можно с удивлением наблюдать тут и там качающиеся в
такт шагов животных головки малолетних детей и рядом с ними кур и петухов, привязанных к торчащим
среди поклажи коротким кольям от кочевых шатров и палаток.
По бокам каравана твердым шагом, с высоко поднятой головой идут мужчины. В их облике, кроме все-
го прочего, в глаза, прежде всего, бросаются лихо, по-пуштунски повязанная на голове серая или полосатая
чалма и на плече – богато инкрустированное раритетное ружье. Эту необычную картину дополняют свире-
пые собаки-волкодавы, следующие у ног своих хозяев.
В 60-х годах прошлого века всеобщее любопытство и разного рода домыслы у столичных жителей вы-
зывало появление в городе одного кочевого племени, во главе каравана которого в течение ряда лет шла
белокурая и белолицая, средних лет стройная женщина. Посмотреть именно на нее собирались толпы лю-
дей. Ходили слухи, что это была не то американская, не то европейская журналистка, собиравшая материа-
лы о жизни и быте пуштунских кочевых племен и будто бы любезно принятая старейшинами племени в
свои ряды на условиях равноправного члена их сообщества. Если эти слухи соответствовали действитель-
ности, то, думается, трудно найти иную ситуацию, при которой можно было бы глубже и всестороннее по-
знать внутренний мир, поведенческие мотивы, быт и нравы, и менталитет кочевников.
(продолжение следует)
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТЕЧИ И БЕСЕДЫ
172
© Фото Асефи, из архива автора, салона «Намид-зада» и альбома «Afghanistan. Ancient Land With
Modern Ways»
Кабул. Вид с горы Шер-Дарваза. В центре (справа у излучины реки) старое советское посольство.
Столичная соборная мечеть «Пули-Хешти»
173
© Фото Асефи, из архива автора, салона «Намид-зада» и альбома «Afghanistan. Ancient Land With Modern Ways»
Кабул. Мечеть «Шах-и Дошамшира»
Кабул. Центральный проспект Майванд. Монумент в память «Неизвестного солдата»
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТЕЧИ И БЕСЕДЫ
174
Сапожная мастерская. В центре (в углу) мастер Махмуд.
Кабул. Торговец коврами.
175
© Фото Асефи, из архива автора, салона «Намид-зада» и альбома «Afghanistan. Ancient Land With Modern Ways»
Кабул. «Зеленый базар».
Кабул. Хазареец – торговец сухофруктами.
Слинкин М.Ф.
АФГАНСКИЕ ВСТЕЧИ И БЕСЕДЫ
176
Хазарейцы-сакао (водоносы) на улицах Кабула.
Кочевники на улицах Кабула.
177
© Фото Асефи, из архива автора, салона «Намид-зада» и альбома «Afghanistan. Ancient Land With Modern Ways»
Одинокая кочевница
|